Повести и рассказы (-)
Шрифт:
Да, но чтобы ринуться в эту авантюру, нужна была идея. Одного аппетита и наглости еще маловато для успеха. И она осенила Обнорски, когда он услышал о том, что разум на Земле в форме речи был инициирован пришельцами повышенным радиофоном вблизи урановых залежей где-то на просторах Африки. Вот он и подумал: а почему бы и нет? Поверхность Земли, ее покров, конечно, подробно обследованы, а на людей никто не смотрел. Л между тем небольшой фон зафиксировать трудно, но на нескольких поколениях он обязательно должен сказаться.
Обнорски сделался вдруг любителем этнографии и посетителем антропологических
Молодой этнограф, Алов, решившийся за год до этого на свободный поиск, рассказал ему о странном народе севелов, обитавшем за пустыней, на границах зоны. Рассказал по секрету, расчувствовавшись во время попойки: - Ты знаешь, старик, мне всегда казалось, что всему этому,- он обвел указательным пальцем многозначительный круг в разноцветной темноте бара, - должен быть какой-то конец.
Все вокруг настолько плохо, что должно вдруг стать хорошо. Нужен прорыв, понимаешь?
В беспредельность, в иное измерение, не знаю куда... И я, кажется, нашел народ, который проделывает это так же легко, как...
Внезапно цепь воспоминаний Обнорски оборвалась, он заметил вдали, между холмами, гигантскую фигуру человека. Размытый огромный силуэт размашисто шел, опираясь на чудовищный посох. Ветер развевал бесконечные полы плаща.
Обнорски от испуга перешел от автоматического на ручное управление и вытер мгновенно выступивший пот... Что бы это значило?
Мираж был настолько отчетлив, что Обнорски различал через дыры в плаще звезды. Мгновение - и мираж пропал, скрытый холмом. Обнорски прибавил скорость и руль из рук больше не выпускал. Он продолжал вспоминать.
...Пьяный друг кивал головой над грязной стойкой и говорил:
– Я думал: с чего должно начаться наше внезапное возрождение? И понял: с языка!
"Еще бы, - подумал Обнорски.
– Ведь ты же лингвист. Ничего другого тебе бы просто не пришло в голову!"
– Не веришь? Я вижу, что не веришь. Новый язык - это новый разум, новое положение человека относительно мира. И, если мы можем изменить себя, значит, мы можем изменить этот мир, который уже насквозь нами прожит и использован. Нужно искать новое равновесие...
– Логично, - вставил Обнорски, пытаясь вернуть разговор в нужное русло.
– А как же племя?
– Они обладают новым языком, сверхязыком! А значит, они могут все, любой переход во времени...
– И ты наблюдал его?
– И даже испытывал! Это как поток, которьш вдруг подхватывает тебя и уносит. Но тс-с-с... Все это еще нужно исследовать.
Обнорски промолчал тогда, но подумал, что все сходится: новые речевые способности, новый разум, значит, севелы ооитают в условиях повышенного фона...
Машина вырвалась из-за холма, и Обнорски увидел на дороге одиноко бредущего старика с палкой и в плаще. По мере того как машина нагоняла его, он терял свои миражные черты, тоскливо загребая ногами по обочине, но с необычной злобой оглянулся на догоняющую машину.
Обнорски сбросил скорость и
– И будешь ты проклят и семя твое в седьмом колене. И будут скитаться они по голой пустыне, не находя ни крова, ни пищи, ни воды. И будет сиять над ними звезда Полынь...
– Тьфу, сумасшедший!
– выругался Обнорски, поднимая стекло. Машина взяла с места, оставив старика в облаке пыли. Самый заурядный пророк, коих развелось в последнее время великое множество. "Все, что ты можешь мне напророчить, я без тебя знаю", - со злостью подумал геолог, нажимая на газ.
"Ралли" взял с места.
...Он постарался успокоиться, вспоминая разговор с Аловым. Но, собственно, продолжения разговора не последовало. Друг как в рот воды набрал. Оказалось, что он один собирается "путешествовать во времени". Обнорски с трудом удалось вытянуть из него район и названия поселений севелов. общие принципы их языка и общения. Негусто, но рисковать уже можно было...
Вдруг перекати-поле, довольно большое, с треском ударило о бампер и разлетелось на мелкие сухие веточки, ветер подхватил их и унес. Машину тряхнуло. Это было так неожиданно, что Обнорски показалось: голубая искра сверкнула на бампере.
– Ах, так?
– усмехнулся геолог и постарался наехать на следующее растение, которое не торопясь под углом пересекало автостраду перед самым носом машины. Возмущенный "Ралли" постарался достать наглеца, но перекати-поле, как живое, вильнуло, перевалило кювет и невозмутимо продолжало путь с одной ему известной целью по гладкой, как стол, равнине. "Ралли" захотел протаранить следующего путешественника, но с тем же результатом.
Игра увлекла Обнорски, он погнался за особенно наглым, почти черным толстяком и съехал с автострады. Вездеход шел по песку ровно, как по бетону, только шлейф мусора и пыли прицепился сзади.
Ехать по равнине было интересней, чем по прямой, нужно лишь выдерживать направление, не теряя шоссе из вида.
Только сейчас Обнорски увидел окружающий ландшафт, словно глаза у него раскрылись. Множество перекати-поле всех размеров и цветов устремляло свой равномерный ход к единственной точке на горизонте, в их упорстве было что-то завораживающее. Обнорски заметил одну необычно крупную особь, размером с "Ралли" и погнался за ней, решив ее раздавить или разбиться.
Некоторое время он гнал позади растения, восхищаясь его солидной неторопливостью, удивляясь, как оно не развалится под собственным весом. Он пытался поддеть толстяка сзади, но только ускорил его бег. Заходил с боку, но растение, словно обладая разумом и глазомером, делало маневр и катило дальше. Зайти ему в нос не было возможности - слишком велика была скорость. Некоторое время геолог вел машину рядом, серьезно подумывая о том, не расстрелять ли наглеца из бортового лазера, но с трудом сдержался и лишь назвал толстяка Хамом.