Повести и рассказы
Шрифт:
С т а р у х а и ж е н щ и н а (вместе):
Круг сердечушка с ружья палят, О бока пуля пролятыват, Над глазами искорь сыплется… [2] (Плачут.)В а н ь к а. А ну вас! Чего вы это…
Ю з е ф. Плачь, матка, плачь… Драгоценны слезы твои, матка старая… И моя матка, там, далеко, далеко, вот так же грустит обо мне… Жива ли? Бедная
2
По записям в Олонецком крае. В. Ш.
(Женщины плачут. К ним подсаживается Катерина.)
В а н ь к а (машет рукой). Ну, распустили мокрую бытность. Не уважаю я!
Н а з а р. Молод еще ты, паренек. Зелен еще умок твой. Не доходят до него страданья людские.
А н т о н. А страдают люди вот как. Весь наш полк, почитай, без ног остался. Пол-армии тогда накрыла мятель. Так под снегом и загибли все. А кто уполз, ноги потерял, сапоги к живой коже пристыли, так и отдирали с мясом… Ну, лучше бы в огонь бросили.
К а т е р и н а. Ой, страсти!
А н т о н. С нами в атаку два сибиряка ходили, братья. В аккурат медведи. Как в гущу врезались, немцу в брюхо штык, да через себя, словно снопы кидали. Широкую улицу за собой оставили, немец густо шел. После боя опьянели от крови-то, языка лишились, сидят, трясутся, аж жутко глядеть на них.
Н а з а р. А ведь мужики православные. Поди, свои сыновья растут. А на какой разбой судьба толкнула. Злодеями стали.
А н т о н. А как семнадцатый корпус на воздух весь взлетел, на фугасы навели. А как три полка ослепли да отравились душным газом… А как…
Ю з е ф (порывисто встает). Довольно! Хватит! Теперь я скажу.
Н а з а р (оставляя лапти). Сказывай, сказывай, милый, у тебя ум густой.
Ю з е ф. Что есть война? Повальное убийство, лютость. Можно ли убить человека? Нет. Не можно. Закон Божий, закон правды не велит этого. Нельзя. Грех.
Н а з а р. Неотмолимый грех.
Ю з е ф. Верно. Ты знаешь. И я. И он (показывает на Антона). И все. И все шли, все били, кололи, резали, рвали друг другу глотки, вышло? Отчего? Слушай! Нам всем, во всех землях сказали: вот идет ваш враг, он заберет вашу землю. Идите, как это… Ну, как это… убивайте его. Вот мы сошлись, как разбойники. Стали отрывать друг другу головы… Ого! Вот я попал к вам в плен. Что же я враг вам? Что же, злодий?
Г о л о с а. — Что ты! Самый золотой человек.
— Тихий, смирный.
— Самый желанный.
Ю з е ф. Ого! И вы мне не есть враги. Вижу. Как это… Ну, как это… Тихие, работящие.
Г о л о с а. Истина твоя.
Ю з е ф. Кому нужна война? Мне не нужна. Может, тебе нужна, Антон? Или тебе, Назар? Может вам, женщины, война треба?
Г о л о с а. Да будет она проклята! Что ты, сударик.
Ю з е ф. Война треба им, владыкам…
С
Ю з е ф. Какой хозяин?
Н а з а р. Господь.
Ю з е ф (с пафосом). Глупство! Бог не есть зло. Глупство. А вот. Когда придет час, человек узнает, что он есть человек, не скот, не навоз, не быдло. О-о-о! Тогда… Как это… Ну, как это… Тогда он на весь мир, от моря до моря крикнет: Не хочу войны! Я есть сущий хозяин над всей землей, я, народ! И не с кем мне воевать, потому что я — народ. С кем буду злобствовать, на чью землю зариться, чью отчизну разорять? Ни с кем. Всякий человек, всякий народ брат мне, и всякому я родной, везде мне есть приют и место. Потому что я — народ, и весь народ — такой же, как я!
В а н ь к а (прерывая минутное молчание). Так и есть. Вот, напримерича, быки…
Н а з а р. Постой ты — быки-и… Не твоего ума дело.
Ю з е ф. Поняли ли вы меня?
Г о л о с а. Поняли, поняли. Все верно говоришь.
Ю з е ф. И ты, Иван, понял?
В а н ь к а. Боле половины. Вот скажем, напримерича, быки… Разодрались, скажем, два быка, Афонька с Кузькой, красный да черный, конешно. А я значит, коровий хозяин, самый главный бычий командер. И вот, скажем, разодрались быки…
Н а з а р. Да слышали. Мели скорей.
В а н ь к а. А ты не сбивай, сам собьюсь. Вот, напримерича, допустим, конешно так.
Ю з е ф. До свиданья. Я — марш-марш. Поздно уж.
С т а р у х а. Батюшка Юзефушка, постой меня. Пойдем не то вместях.
Ю з е ф. Я ухожу, старая, от вас. С квартиры вашей. (Идет к двери.)
С т а р у х а (за ним). Пошто? Чего тебе не живется-то? (Уходят.)
(Женщина молча встает, крестится, кланяется и тоже уходит.)
В а н ь к а. А я спать завалюсь. Вот у печки. (Укладывается.)
Н а з а р. Ложись, да и нам пора. (Задергивает занавеску у кровати Антона.) Спи и ты, сирота… Спи, батюшка.
К а т е р и н а. Я, дедушка, в чистую избу ночевать уйду. Боюсь я здесь…
Н а з а р. Экая жизнь-то тебе лихая. Власушка наш загиб, царствие небесное покойной его головушке. Петр пьянствует, соромничает, вздыху не дает тебе… Как и жить, как и жить тебе, молодица… Эх, ты…
К а т е р и н а. Дедушка. Сядь-ка со мной рядком. Что скажу тебе. Присоветуй.
Н а з а р. Ну, что, беднушка моя? Сказывай. (Садится.)
К а т е р и н а. Дедушка. Вот Юзеф… Люб он тебе?
Н а з а р. С огнем такого поискать.
К а т е р и н а. Стыдобушка говорить-то. А сказать надо. Один ты у меня на свете самый родной. Полюбила я его, Юзефа-то, дедушка.
Н а з а р. Ну, что же… Твоя вся воля. Бабочка ты молодая, собой пригожая.
К а т е р и н а. Кажись, ребеночек будет.
Н а з а р. Ой! Вот это не вовся ладно, девка. Не соблюла.
К а т е р и н а. Враг попутал.
Н а з а р. Может женился бы на тебе, тогда бы уж. А впрочем сказать велик ли, мал ли грех твой, приму его на свою душеньку. Вот как, беднушка моя. Верно. Не клони головушку.