Повести и рассказы
Шрифт:
— В вашем списке недостает одного имени, — сказал я.
— Это какого же?
— Сарбайна.
— Верно, Харви, — снова кивнул Ротшильд. — Ты, я вижу, у нас парень смекалистый. Думаешь, Сарбайн мог сам припрятать колье, чтобы получить страховку?
— Такое случалось не раз.
— Если верить книжкам, то случалось и не такое. А сколько, на самом деле стоит это колье?
— Мы бы застраховали его и на триста пятьдесят тысяч.
— Ясно. Воскресной ночью, когда я приехал, мне показалось, что Сарбайны просто помешались от горя. Если колье и впрямь сперли
— А что их так огорчило? — полюбопытствовал я. — Ведь они получат страховку.
— Ты же сам сказал, что она существенно меньше истинной стоимости колье.
— Они кого-нибудь подозревают?
— Нет.
— Мне бы все-таки хотелось знать, каково состояние финансовых дел Сарбайна. Кстати, как вы думаете, лейтенант — кто мог украсть колье?
— Я полицейский — я не думаю. Может, ты сам его слямзил, Харви. Сколько тебе отстегнут, если ты его найдешь?
— Да, лейтенант, вы от лишнего доверия ко мне не страдаете.
— Какого, к дьяволу, доверия! — фыркнул Ротшильд. — Можно подумать, я не знаю, чего ты замыслил! Будешь одного за другим обходить этих богатеев, предлагая им защиту от полиции, а заодно и взятку тысяч в десять. Я все прекрасно понимаю, мистер Засрандер, ваша жена обожает красивые побрякушки. Такое с каждым случается. Если вы вернете мне колье, то мы обо всем забудем, а вам вот тут десять тысяч — купите своей прелестной супруге какой-нибудь пустячок в «Тиффани». Чтобы она не плакала. И — выкиньте эту историю из головы. Это пустяки. И в лучших семействах случается.
— Вы же прекрасно знаете, лейтенант, что наша компания никогда не занимается темными делишками.
— Твоя компания за пять долларов перережет горло престарелой вдове, Харви. Только заруби себе на носу, — он ткнул мне в нос потухшей сигарой, если я поймаю тебя на переговорах с ворюгами — тебе конец!
— Хорошо, лейтенант, упекайте меня в каталажку! Коль скоро я превратился в скупщика краденого. Все с вами ясно — работа у вас хреновая, платят вам жалкие гроши, вот вы и срываетесь на самых безответных. Валяйте, развлекайтесь за мой счет!
С минуту он мрачно пожирал меня глазами, потом потряс головой.
— Извини, Харви.
— Ладно, проехали.
— Обиделся?
— Да ладно вам! Я на себя злюсь. Обидно просто жить в таком вонючем и мерзопакостном мире, где какой-то шлюхе может до смерти надоесть бриллиантовое колье, на которое можно полгода прокормить целую армию голодающих детишек, и которое может запросто спереть скучающая от безделья жена какого-то богатея. От всего этого так смердит, что я сам себе противен.
— Такова жизнь, — пожал плечами Ротшильд. Он уже, похоже, переметнулся на другую сторону баррикады.
— Конечно, лейтенант, — вздохнул я. — Так вы не возражаете, если я побеседую с некоторыми заинтересованными лицами?
— Пожалуйста, Харви, у нас свободная страна. Говори с кем хочешь. У нас подозреваемых нет или, если взглянуть на это с другой стороны подозреваются все. Во всяком случае, арестовывать мы пока никого не собираемся. Можешь поговорить со всеми, кроме Дэвида Гормана.
— А почему
— Потому что тебе это будет трудновато. Он мертв.
— Что?
— Он мертв.
— Когда и как это случилось?
— Сегодня утром, — спокойно ответил Ротшильд. — Он вышел из дома и только начал переходить улицу, как угодил прямо под бешено мчавшуюся машину.
— Вы нашли водителя?
Ротшильд помотал головой.
— Что это, по-вашему? Убийство?
— Наведи справки сам, Харви, и отыщи свидетелей. А потом расскажешь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вернувшись в свою контору, я заглянул к Мейзи Гилман, моей приятельнице и соратнице по выведению на чистую воду всякого жулья, и попросил ее подготовить для меня досье на Дэвида Гормана. Мейзи согласилась, но только при одном условии.
— При каком? — спросил я.
— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, Харви, — сказала она. Когда ты раздобудешь это колье, занеси его сюда и позволь мне поносить его хоть несколько минут, прежде чем оно попадет в лапы Хантера.
— Если я его раздобуду.
— Я в тебя верю, — заявила она.
— И что, хотел бы я знать, это будет для тебя символизировать? полюбопытствовал я.
Мейзи недоуменно вскинула брови.
— Я имею в виду — что толку тебе будет от этих нескольких минут?
Она потрясла головой и сказала, что объяснять это бесполезно, поскольку я все равно не пойму, но какое-нибудь досье она мне к концу дня состряпает. Я прошагал в собственную каморку, поздоровался с Хопкинсом, который уже собирался идти обедать, и позвонил в Техас начальнику полиции городка Хантингтон. Точнее говоря, я связался с менеджером телефонной компании, объяснил, кто я такой, после чего попросил соединить меня с начальником полиции Хантингтона. Некоторое время спустя мне перезвонила телефонистка и сухим тоном профессионального служащего телефонной компании известила:
— К сожалению, мистер Крим, нам не удалось выполнить вашу просьбу.
— Почему?
— Мы не смогли разыскать номер управления полиции Хантингтона.
— А мэрия? Почта? Городское управление?
— К сожалению, нет, мистер Крим. Хантингтон — городок совсем крошечный, в нем менее двухсот жителей, а после разрушительного урагана он был практически стерт с лица Земли. Связь сохранилась только с представителем чрезвычайной службы, а также со станцией техобслуживания.
Я поблагодарил ее, повесил трубку и задумался. Мое уважение к Лидии Андерсон росло, как на дрожжах. Занятно, что и Хомер Клапп, консьерж, и лейтенант Ротшильд считали ее дурочкой. Затем я позвонил своей тетке Эвелине Боудин, вдовушке, проживающей в Нью-Хоупе, штат Пенсильвания. Эвелина — единственная моя родственница, с которой я хоть изредка, но общаюсь, и которая просто помешана на театре. Она всячески поддерживала местный театр в Нью-Хоупе и, насколько я знал, вложила деньги в кучу бродвейских постановок. Предположив, что у сумасбродов, вкладывающих деньги в пьесы, должно быть какое-то сообщество, я спросил ее, что ей известно про Марка Сарбайна.