Повести и рассказы
Шрифт:
— Вы — мистер Кэмбер?
Голос у неё был грудной и певучий, с каким-то едва уловимым акцентом.
— Откуда вы меня знаете? — тупо спросил я.
— Я все объясню чуть позже. Меня зовут Ленни Монтес. Я бы хотела поговорить с вами. Может, прогуляемся?
— Прогуляемся? Э-эээ, куда? — неуклюже прохрипел я.
— Да куда угодно. Вокруг квартала, если хотите. На улице очень приятно. Или у вас есть какие-то срочные дела, мистер Кэмбер?
— Нет. Ничего срочного у меня нет.
— Вот и чудненько.
Она взяла
— Я не совсем понимаю, мисс Монтес — мы ведь даже не знакомы.
— О, но ведь я вас знаю. Вы так любезно уступили мне свое место в метро — таких джентльменов сейчас днем с огнем не встретишь.
Глядя на девушку, трудно было поверить, что она ездит в метро. Одна бриллиантовая брошка, должно быть, стоила приличного отрезка любой линии метро. Да и серый, с иголочки, костюм совершенно не походил на унылую бесцветную униформу постоянных пользователей нью-йоркской подземки.
Появление девушки и встревожило и озадачило меня, но тем не менее, пригласи она меня вскарабкаться вместе с собой по отвесной стене Эмпайр Стейт Билдинга, я бы согласился. И вдобавок присягнул бы на всех библиях штата Канзас, что это существо не способно даже затаить злой умысел, не то, что совершить дурной поступок. Вблизи я уже рассмотрел, что ей не девятнадцать, и даже не двадцать лет, но, будь ей даже двадцать семь или двадцать восемь, менее чистой и невинной она от этого не стала.
Мы вышли на улицу и, при солнечном свете, её кожа засияла молочной белизной и свежестью. Природной, без тени косметики. Ленни снова взяла меня за руку и прильнула ко мне, словно мы были знакомы уже десять лет. Я сказал:
— Я не могу поверить собственным глазам. Откуда вы знаете, как меня зовут? Кто вы? Ведь такие чудеса ни с кем не случаются. Можно прожить в Нью-Йорке пять жизней и не испытать ничего подобного. Разве что Роберт Луис Стивенсон мог написать такой роман, а доверчивые викторианцы проглотили бы его. Но я не реликт викторианской эпохи…
— Отчего же нет, мистер Кэмбер? Вы — такой красивый и романтичный…
— Вот уж нет. Не сегодня, во всяком случае.
Дойдя до угла, мы свернули к Лексингтон-авеню. Я послушно шагал за Ленни и даже не удивился, когда она сказала:
— Вы, конечно, догадались, что я ждала вас на автовокзале, а потом последовала за вами в подземку. Так что наша встреча — вовсе не случайность.
— Я просто надеялся, что она может оказаться случайностью, — глухо пробормотал я. — Это ведь все из-за ключа, верно? Черт бы побрал этот проклятый ключ.
— Да, — кивнула Ленни. — Это из-за ключа.
Мы пересекли Лексингтон-авеню, оставили позади Третью авеню и уже приближались ко Второй, а я все шагал рядом с ней, покорно, как теленок. С юношеской поры я не испытывал такого удивительного ощущения. Эта девушка словно околдовала меня, её близость, тепло её руки просто завораживали. Я утратил всяческий
— Если бы не злосчастный ключ, — говорил я себе, — она бы тебя даже не заметила. Опомнись, Джон Кэмбер, ведь твоего позорного жалованья не хватит ей даже на помаду. Неужели ты способен так беспамятно влюбиться в женщину, которой нужно от тебя только одно — без помех завладеть ключом?
Словно угадав мои мысли, она взглянула на меня и спросила:
— Что тебя заботит, Джонни?
Господи, мы и гуляли-то каких-то четверть часа. Почему она уже зовет меня Джонни? Почему бы и мне не называть её Ленни?
— Ты такой молчаливый.
— Да…
— Я тебе, кажется, очень понравилась, да?
Простота, с которой она произнесла эти слова, затенила их безыскусность.
— Я тебе понравилась, а ты переживаешь из-за того, что ведешь себя, как мальчишка. Тебе стыдно за себя. Ты думаешь о том, что нас разделяет твой мир и мой…
— Я даже не представляю, откуда ты взялась, — слабым голосом пробормотал я.
— И все-таки, ты думаешь именно об этом и пытаешься понять — хорошая я или плохая. Значит, я была права, назвав тебя викторианцем. Ты ведь хочешь с головой окунуться в романтическое приключение, но не знаешь, можешь ли позволить себе влюбиться в меня.
— Я не имею права влюбиться ни в тебя, ни в кого-либо другого.
— Самое дешевое в мире удовольствие — и не можешь себе позволить?
— Да, но ведь тебе нужен только ключ. Давай сперва поговорим о деле. Тебя интересует всего лишь этот чертов ключ, а я для тебя — не более, чем подопытный кролик. Хорошо. Мне не привыкать к такой роли.
— Это все, на что ты способен, Джонни? Много ли ты знаешь о женщинах? Или о себе? Мне кажется, ты очень милый. Такой молодой и свежий…
— Свежий?
— О, мой английский не всегда позволяет мне сказать именно то, что я думаю. Я хотела сказать, что ты — чистый, искренний. Я ведь приехала из Европы, Джонни, а в Европе мужчины с такими качествами давно перевелись. Тебе ведь уже тридцать два, а то и все тридцать три…
— Тридцать пять.
— Видишь — даже тридцать пять, а ты все ещё по-юношески трогателен и чист душой. Меня, например, такие качества очень привлекают.
— Но ещё более тебя привлекает ключ, — уточнил я.
— Почему ты все время переводишь разговор на этот ключ, Джонни?
— Потому что тебя интересует только он, — упрямо сказал я.
— Нет, меня интересуешь ты.
Мы свернули на Вторую авеню, медленно шагая под лучами приятного мартовского солнца. Мне хотелось, чтобы наша встреча продолжалась как можно дольше, до бесконечности. Какие бы неприятности ни доставил мне ключ, все-таки он подарит мне ещё четверть часа, а то и все полчаса общения с ней.
— И почему все так гоняются за этим ключом? — не выдержал я. — Почему он настолько важен? Это ведь ключ от сейфа, да?