Повести и рассказы
Шрифт:
– А Фауст?
– Нашел кого вспомнить! С ним сам Мефистофель работал, специалист экстра-класса, наша гордость. И то – чем все кончилось, читал?
– Верни мне молодость, черт, – настойчиво повторил Алексей Иванович.
– Вот заладил… – раздраженно сказал черт. – Ну, верну, верну, а что ты с ней делать станешь?
– Музей сломаю, – подумав, заявил Алексей Иванович.
И тут в дверь постучали.
Черт мгновенно спрыгнул под стол, затаился, а Алексей Иванович на стук не ответил, притворился спящим.
– Алексей,
Алексей Иванович дышал ровно, даже всхрапывал для убедительности. Настасья Петровна малость потопталась за дверью, потом Алексей Иванович услыхал, как заскрипели ступеньки и снизу – приглушенно – донесся голос жены:
– Таня, Алексей Иванович спит, не ходи к нему. Когда проснется, скажешь, что я уехала в Москву и буду к вечеру. Пусть ужинает без меня.
– Уехала, – произнес черт, вылезая из-под стола и умащиваясь на любимом месте. – Вот ведь зануда. Не баба, а жандармский полковник. Только без сабли. И откуда все взялось?..
– Не смей так о жене, – возмутился Алексей Иванович.
– Твои мысли повторяю. И вообще запомни: я – это ты. Альтер это, говоря интеллигентно, только с хвостом. Уяснил идейку?
– Так что с молодостью? – Алексей Иванович, обрадованный неожиданным отъездом дражайшей половины, четко гнул свою линию.
Черт явно сдавал позиции, но еще кобенился, кочевряжился, набивал цену.
– Стар я стал, уж и не знаю, справлюсь ли…
Алексей Иванович покинул тахту и пересел в кресло – поближе к покупателю.
– Справишься, справишься, ты еще орел, не чета мне.
– Не льсти попусту, не на такого напал… Допустим, станешь ты молодым. А что с женой будет? С сыном? С внуком-каратистом?
– Перебьются, – беспечно махнул рукой Алексей Иванович. – Ты же у меня душу заберешь, я и не смогу за них переживать.
– Шусте-ер, – удивился черт. – А с виду такой семьянин… Ладно, уговорил, нравишься ты мне, старик, помогу. Но я верну тебе твою молодость.
– Мне чужой не надо.
– Ты не понял. Я не смогу тебя сделать молодым сегодня. Я смогу лишь вернуть тебе минувшее время, проще говоря, перенести тебя в прошлое.
Алексей Иванович растерялся: он то хотел иного.
– А как же Фауст? Его никто никуда не переносил.
– Я же сказал, – опять обозлился черт, – с ним работал лучший из нас, я так не умею. Не хочешь – будь здоров, не кашляй.
– Почему не хочу… – Алексей Иванович тянул время, лихорадочно соображая: какие выгоды сулит ему неожиданное предложение. – И я повторю свою жизнь?
– Захочешь – повторишь. Не захочешь – проживешь по-другому… Говори быстро: согласен или нет?
– Я не знаю, я не предполагал… – мямлил Алексей Иванович, и вдруг накатила на него горячая волна бесшабашности, накрыла с
Но черт не торопился, хотя только что сам вовсю торопил Алексея Ивановича. Он встал, заложив лапы за спину, прошелся по крышке стола, аккуратно обходя машинку, стакан с карандашами и ручками, иные принадлежности тяжелого малахитового письменного прибора. Поставил ногу на пресс-папье, покачал его.
– Вот что мы сделаем, – раздумчиво сказал он. – Для начала я устрою тебе экскурсию в молодость, проведу по залам музея получше иного экскурсовода. Где понравится – останешься, будешь жить. Только скажешь: «Остановись, мгновенье…» – и дальше по оригиналу. А если нигде не понравится, произнесешь: «Черт, черт, верни меня назад!» – и мгновенно окажешься здесь, на даче, в кресле твоем дурацком.
– А Настасья?
– Что Настасья?
– Если я вернусь, как объясню ей мое отсутствие?
– Ишь ты, о близких озаботился… Хотя душа-то пока при тебе… Не бойся, ничего Настасья не заметит. Я спрессую время. Захочешь вернуться – вернешься; в этот же момент. Сколько на твоих электронных?
– Шестнадцать тридцать три, пятница, седьмой месяц.
– Вот и вернешься в шестнадцать тридцать три, в пятницу. А что, уже о возвращении думаешь?
– Нет-нет, что ты, – испугался Алексей Иванович, – это я на всякий случай… – Да, – вспомнил он читанное в отечественной фантастике, – а как же с эффектом «собственного дедушки»? Путешествия в прошлое невозможны, можно встретить родного дедушку, убить его, и окажется, что ты никогда не рождался. Или самого себя встретишь…
– Ты собрался убить дедушку? – заинтересовался черт.
– Теоретический интерес, – кратко объяснил Алексей Иванович.
– А-а, теоретический… Я, старик, не машина времени, а ты не писатель-фантаст. Ты не встретишь себя, ты будешь собой. Ну что, поехали?
– Поехали, – решительно утвердил Алексей Иванович.
Черт тяжело вздохнул, поднял очи горе, между рожками, как между электродами, проскочила синяя молния, запахло серой. Алексей Иванович почувствовал, как защемило сердце, перехватило дыхание, и провалился куда-то, не исключено – в преисподнюю.
И было: серый, будто парусиновый, пол под ногами, руки в тяжелых боксерских перчатках лежат на канатах, обшитый коричневой кожей столб, к которому эти канаты прицеплены никелированными крюками, усиленный репродуктором голос судьи-информатора:
– В синем углу ринга…
И откуда-то сверху, издалека, перекрывая судью, – многоголосое, истошное:
– Ле-ха! Ле-ха! Ле-ха!..
Алексей легко пританцовывал в углу на гуттаперчевых ногах, улыбался, слушал судью, слушал скандеж болельщиков, слушал тренера. Тренер частил скороговоркой: