Повести и рассказы
Шрифт:
Девушки на плоту тоже замахали руками. Одна Соболева стояла неподвижно, зябко кутаясь в пуховый платок… Неожиданно, словно спохватившись, она подняла руку и медленно помахала носовым платочком.
Отошли от плота метров на пятьдесят, когда вдруг натянулась левая нить троса.
— Трос зацепился, Сергей Васильич! — наперебой закричали Кнопочкин и Юрий.
Но капитан уже сам все заметил.
— Стоп! — сказал он в машинное отделение. — Назад тихий.
«Сокол» снова стал приближаться к плоту.
— Здравствуйте пожалуйста! —
И, подбоченясь, громко запела:
Пароход остановился,
Все подумали — пожар.
Оказалось, что женился
По дороге кочегар!
Из-за плеч сгрудившихся у борта «Сокола» парней высунулось чумазое лицо кочегара Ильи.
— Ошибка, Зиночка! — закричал он. — Может, кто и женится, но только не я!
— Ну-ка, ребята, наподденьте трос баграми, — сказал Глушков, когда пароход подошел к плоту. — Не отцепится ли?
Из сплавщиков первым схватился за багор «Наш Петуня». К нему на помощь кинулись еще два парня. Но все их старания оказались напрасными: трос задел за угол бортового челена где-то внизу и никак не хотел отцепляться.
— Придется в воду лезть, — вздохнул Агафонов.
Он спрыгнул на плот и принялся раздеваться.
Оставшись в одних трусах, рулевой встал на край челена, потрогал ногой беспокойно плескавшуюся, взбаламученную воду, поежился и с размаху бросился вниз головой.
Агафонов три раза нырял, но трос так и не отцепил. Его сменил матрос. Подмигивая девушкам, матрос в шутку перекрестился и полез в воду.
— Уж как ни ловчился… и так и этак — не отцеплю, да и только! — говорил Агафонов, лязгая зубами и растирая ладонями посиневшее тело. — Под самым нижним накатом бревен зацепился… Будто черт его там держит!
— Одевайся, Михаил! — приказал капитан. — Такой ветер до костей прознобит.
Матрос тоже безуспешно нырял несколько раз и вылез ни с чем.
— Эх вы, волгари! — сплюнул «Наш Петуня». — Я вот сейчас в момент!
Проворно сбросив кумачовую рубашку, он кинул ее через плечо стоявшему позади товарищу. Тот на лету подхватил надувшуюся пузырем рубашку.
— Я сейчас… — начал снова «Наш Петуня» и запнулся: запутавшись в штанах, он чуть не упал.
Кто-то из девушек хихикнул.
— Покажи, покажи им, Петуня, где раки зимуют! — подбодрила сплавщика Зина. — Да гляди сам не зацепись!
— Ого-го, водица! — крикнул расхрабрившийся парень, отдергивая от воды ногу.
— Кусается? — ласково спросила Зина.
«Нашего Петуню» точно наотмашь стегнули кнутом: он подпрыгнул и бухнулся в воду.
— Самому, видно, надо лезть, — угрюмо сказал капитан. — Время идет, а дело ни с места.
Над водой показалась большая голова «Нашего Петуни». Схватившись рукой за бревно, он жадно глотнул раскрытым
Глушков кинул под ноги фуражку, расстегнул китель.
— Подождите, Сергей Васильич, я полезу! — вдруг закричала стоявшая позади всех Люба Тимченко.
Но когда она, расталкивая локтями сокольцев, приблизилась к борту судна, в воду прыгнул Давыдов. Его тело, совсем не тронутое загаром, на секунду мелькнуло перед глазами пораженной команды «Сокола». Никто не заметил, когда он спустился на плот, когда разделся.
— Вот так Давыдов! — сказал восхищенный Геннадий. — И ахнуть не успели, а он прыг — и все тут!
Второй штурман долго не показывался из воды. Потом он на минуту вынырнул и, отдышавшись, снова скрылся под водой. На этот раз он пропадал дольше прежнего. Агафонов уже начал стаскивать с себя телогрейку, готовясь броситься на выручку Давыдову, когда голова штурмана высунулась из воды у самого края челена. Обессиленный, он беспомощно схватился за ослизлое бревно, но рука сорвалась, и он опять скрылся под водой. Но вот Давыдов вынырнул вновь, Агафонов подхватил его под мышки и, поднатужившись, втащил на плот.
— Отцепил! — это было первое слово, которое сказал штурман.
На плот проворно спустилась Люба Тимченко. Сунув в руки дрожавшего всем телом Давыдова мохнатое полотенце, она так проворно взобралась на борт парохода, что Давыдов не успел даже поблагодарить девушку.
Шторм
Внезапно подул резкий верховой ветер. Клочкастые облака, плывшие по небу навстречу «Соколу», сразу повернули в обратную сторону, словно метнувшееся в испуге стадо белых овец. По Волге заходила крупная зыбь, а над песчаными островами желтым дымком закурились пески.
Надвигался дождь. Он шел сплошной дымчатой стеной, подгоняемый ветром.
Ветер уже не свистел в вантах, а завывал, и мачта жалобно скрипела.
В быстро приближающихся сумерках темно-лиловая вода то вздымалась невиданными курганами, то опускалась, проваливаясь вертящимися воронками. На эти ямины было и страшно и интересно смотреть. Думалось: еще мгновение — и покажется желтое песчаное дно Волги.
Остроребрые волны нагоняли друг друга и сшибались, вскипали ноздреватыми шапками пены.
Посмотрев в бинокль на неясные очертания качающихся берегов, Сергей Васильич Глушков повернулся к плоту. Резкий ветер с яростью рвал полы черного плаща, затруднял дыхание, а капитан все не отрывал глаз от бинокля.
Стена дождя подступала к плоту. Вот скрылись за густой пеленой избы, вот исчез и весь плот. Ветер доносил гул надвигавшегося ливня. Но Глушков не собирался уходить с мостика. Он даже не накинул на фуражку капюшона.
Ливень грянул сразу, и штурвальную рубку со всех сторон окружил туман из мельчайших брызг. С потолка закапало, и на полу образовалась лужа.