Повести и рассказы
Шрифт:
Вдруг Илья взмахнул руками и полетел на дно лодки.
В тот же миг лодка оторвалась от парохода и понеслась, понеслась по вздыбленным волнам куда-то назад, в непроглядную темноту. Еще секунда — и она совсем скрылась из глаз.
К перепуганному Геннадию подбежал Давыдов с плащом через плечо. Заглянув за борт, он попятился назад.
Несколько часов подряд капитан не покидал мостика. Намокший шуршащий плащ холодил спину, руки стыли на ветру, но Глушков точно не замечал ни пронизывающего ветра, ни скатывающихся
Глушков выслушал сбивчивый рассказ Геннадия с видимым спокойствием. Он стоял, заложив за спину руки. Капитан только что раскурил трубку, набив ее новой порцией табака. Когда он сильно затягивался, табак вспыхивал, как вспыхивают угольки в едва теплящемся костерке, если на них подуть, и лицо его на миг озарялось странным, призрачным светом. В глаза бросались глубокие морщины, резко прочерченные по обеим сторонам плотно сжатых губ.
Геннадий кончил говорить, а капитан не проронил еще ни слова. Давыдову, стоявшему рядом с практикантом, было не по себе от этого молчания.
Сжимая в руке бинокль, Глушков направил его в сторону плота. Но разве разглядишь хрупкую лодчонку, затерявшуюся среди разъяренных, взлохмаченных волн? Если бы на плоту не мигали тусклые огоньки, то даже и его не всякий бы заметил в этой густой, тревожащей мгле!
— Следить за плотом, — сказал, наконец, капитан, опуская на грудь бинокль и не глядя на штурмана. — О прибытии лодки должны просигналить… А ты, Жучков, шагай на корму и глаз с вожжевых не своди. Понял?
— Есть, товарищ капитан! — отчеканил Геннадий.
На плот!
Теперь Геннадий ходил от одного борта к другому. Кто знает, а вдруг какая-нибудь из вожжевых все-таки возьмет да и зацепится? И что скажет о Геннадии капитан, если он не обнаружит этого вовремя?
Тревожило Геннадия и происшествие с лодкой. Ведь если бы Илья не торопился, подождал распутывать цепь, пока не подойдет Давыдов, лодку не унесло бы. А теперь вот… Геннадий вздыхал, всматривался в сторону плота, и ему начинало мерещиться, будто он видит еле различимую в темноте лодку. Но проходила секунда, другая, и вместо лодки перед глазами возникали тускло-красные шары. Геннадий моргал веками, и шары пропадали.
Подойдя к левому борту, Геннадий похолодел — произошло то, чего он не ожидал: вожжевая плотно обвила одну из чугунных стоек среднего кормового кнехта.
Нагнувшись, он схватил руками трос и попытался сбросить его за стойку кнехта. Но вожжевая была натянута и не поддавалась. Ворот ватника врезался в горло. Геннадий рванул его так, что отлетела пуговица. Большая и черная, она закружилась, заплясала на палубе.
— Сергей Васильи-ич! — закричал Геннадий, прижимая к губам рупором сложенные руки. — Серге-ей Ва-аси-ильич!
Наверху,
— Левая вожжевая… вожжевая зацепилась за кнехт! — еще громче закричал Геннадий.
— Левая? — в рупор переспросил незнакомым голосом капитан.
— Левая, товарищ капитан!
Глушков побежал на нос, на ходу крича:
— Ослабить левую!
Когда Геннадий снова склонился над кнехтом, трос уже свободно лежал на чугунной плите, не касаясь стойки. Схватив трос обеими руками, Геннадий хотел было перебросить его за стойку, но остановился, подумал, как бы трос не зацепился за другой кнехт. Лучше, пожалуй, выйти на обносную решетку и тут-то опустить вожжевую вдоль борта.
Он поставил ногу на влажную решетку в серых комках пены, нечаянно глянул вниз, в разверзшуюся перед ним пучину, и оторопел… И уж не было силы ни шагнуть вперед, ни попятиться назад. Но вот Геннадий медленно разогнул спину и, весь до озноба ожесточившись против страха, вдруг шагнул к самому краю решетки и выпустил из рук трос.
Внезапно на борт рухнула водяная лавина. Геннадий метнулся назад, поскользнулся и упал. Падая, он схватился за стойку кнехта. Волна окатила его и, злобно сипя и урча, отпрянула.
Кто-то подхватил Геннадия за руки и перетащил за борт.
— Пустите… я… я сам, — глотая ртом воздух, сказал Геннадий и вскочил на ноги.
Перед ним стоял запыхавшийся Агафонов.
От сильного толчка, когда лодка рванулась назад, освободившись от привязи, Люба и Юрий упали. Юрий так стукнулся подбородком о борт, что из глаз брызнули искры и он не сразу поднялся на ноги. А Люба вскочила сразу. Держась рукой за скамейку, она наклонилась над Ильей, тронула его за руку:
— Илюша!.. Илюша!
— По голове… цепью, — через силу проговорил тот, приподнимаясь с мокрой елани.
Илья попытался сесть на скамейку, но лодка накренилась на бок, и он опять упал.
— Юрий, за кормовик! — крикнула Люба. А лодку уже мотало из стороны в сторону все сильнее и сильнее. Волны ловчились захлестнуть ее и пустить ко дну.
«Поставить бы носом против ветра… тогда ничего, тогда не страшно бы!» — думал Юрий, изо всей силы налегая на кормовик.
Лодка разворачивалась с трудом. Точно сговорившись, волны норовили вырвать из рук Юрия весло, повернуть лодку поперек течения, чтобы потом в один миг расправиться с ней.
Вдруг корму захлестнула тяжелая хмельная волна, и лодка в ту же секунду полетела вниз, в черную клокочущую бездну. «Идем ко дну!» — пронеслось в голове у Юрия. Ежась от стекавших по спине ледяных струек, он все еще судорожным движением рук хватался за валек весла. Хотя теперь, казалось, не нужны были ни весло, ни лодка: вот-вот они очутятся на песчаном дне Волги.
Но произошло чудо: лодка не провалилась в кипящий котел, она уже летела вверх, дыбясь носом к нависшему над рекой непроглядному, дышавшему сыростью небу.