Повести и рассказы
Шрифт:
У нее дома я побывал всего лишь однажды, вместе с Чжу Ли. Жила она недалеко от нас, достаточно было пройти три улицы и два перекрестка. Их дом стоял у лесопитомника, где росли деревья и цветы, щебетали на разные голоса птицы.
Дома у нее я познакомился с ее старшим и единственным братом, которого звали Лу Ань. Он носил очки, был высок ростом, его лицо покрывала нездоровая бледность. В целом он выглядел утонченным интеллигентом, говорил мало, был тих и застенчив, как девушка, и в этом совсем не походил на сестру. Бросалось в глаза и то, что брат во всем прислушивается к мнению Лу Ся, но и она относилась к нему подчеркнуто уважительно. Лу Аня по праву можно было назвать библиофилом. В комнате стоял высоченный застекленный шкаф, до отказа набитый книгами, стоявшими ровными рядами.
Удивительная вещь эти книги! Замечено: у любого человека, очутившегося в доме, где много книг, невольно возникает
Лу Ань, видимо, обладал великим терпением и трудолюбием: все книги были аккуратно переплетены, систематизированы, пронумерованы. Увидел я и тетрадь, что-то вроде каталога, с четко и даже каллиграфически выписанными иероглифами. Лу Ань объяснил, что каталог начисто переписала Лу Ся. Кто бы мог подумать, что Лу Ся, эта непоседа, заводила в играх, способна на такую усидчивость и владеет прямо-таки изящным почерком?
Комната эта принадлежала Лу Ся и ее брату. Она была чисто прибрана, на стенах — много картинок, в том числе портреты каких-то иностранцев, в основном стариков, один из которых был в пенсне, а лицо другого почти целиком закрывали усы и борода. Кто они, мне было неведомо. Рядом с дверью на стене висела табличка с надписью «Библиотека Лу Аня». Надпись обрамляла виньетка, обведенная тушью. Ее, как стало мне известно позже, написала и разрисовала Лу Ся.
Вскоре к Лу Аню зашел школьный товарищ и куда-то его позвал. Перед уходом Лу Ань заметил, что в любое время, стоит мне захотеть, я могу брать книги из этого шкафа. Я подумал: для ценителя книг эти слова, пожалуй, служат проявлением искреннего дружелюбия и доброжелательства.
Библиотека Лу Аня захватила меня. Я листал страницы неизвестных мне книг и в глубине души завидовал Лу Ся: тому, что у нее такая очаровательная комната, и тому, что у нее такой изумительный брат. Чжу Ли все это время невдалеке от меня беспрерывно тараторила, рассказывала Лу Ся о любимчиках классного руководителя, о том, как обожает и балует ее тетя. Слышал я, как она с большим жаром описывала фасон какой-то юбки — мечты ее жизни. Лу Ся, кажется, все время молчала, а вскоре и Чжу Ли исчерпала темы для болтовни и заторопилась домой, приглашая меня в сопровождающие. А мне, говоря откровенно, ох как хотелось побыть здесь еще хоть немного, но устоять перед настойчивостью Чжу Ли я не сумел, пришлось идти.
Выйдя из комнаты, мы попали в большой проходной зал, не привлекший прежде моего внимания. Зал был просторный. Одна его стена тремя большими застекленными окнами выходила на улицу. Склонившееся к западу закатное солнце просвечивало зал, и поэтому в нем было светло, только немного душновато. Чжу Ли прошептала мне на ухо: «На противоположной стороне зала — комната больной мамы Лу Ся».
Сквозь лучи, проникавшие через окна, постепенно проступила приоткрытая дверь в конце зала. Окна в той комнате, наверное, были задернуты шторами, потому что внутри нее были лишь какие-то размытые, темные силуэты. Из-за того, что я стал думать о лежавшей там тяжелобольной матери Лу Ся, эти черные силуэты настроили меня на мрачный лад. Да еще этот бьющий в нос острый
— Лу Ся, это сосед Чжу Ли, маленький Вэй из семьи Ду?
— Да, да, — откликнулась Лу Ся и, обернувшись ко мне, тихо сказала: — Моя мама…
Различить что-либо в дальней комнате я не мог, не видел я и больную, но все равно поклонился в сторону нечетких теней.
— Здравствуйте, тетя, — произнес я.
— Здравствуйте, — повторила за мной Чжу Ли.
— А-а… Чжу Ли, это ты… дети, вы вдвоем пришли, это… хорошо… Ду Вэй, дай-ка на тебя поглядеть… кхе-кхе… пройди немного вперед, что-то застит свет… лица твоего не видно… вот теперь хорошо, постой немного… я погляжу… ко мне не подходи… Хвораю я, близко подходить ко мне нельзя… Вон какой молодец вырос, совсем большой. Первый раз тебя видела, когда ты только-только ходить начал… тогда я частенько навещала тетю Чжу Ли, и твою маму знаю. Как ее здоровье? Подумать только, сколько лет я болею! И за это время никого не навещала… кхе-кхе… Маленький Ду Вэй вон как уж вытянулся, совсем взрослым стал и такой красивый…
Похвальные слова в мой адрес смутили меня, но в то же время по непонятной причине приятно отозвались во мне, особенно потому, что их слышала Ду Ся. Дочь перебила ее:
— Мама, они торопятся домой. Тетя велела Чжу Ли не задерживаться допоздна.
— Ладно, ладно… приходите еще, дети. Жалко, болею я, не приветила вас… встать не могу… кхе-кхе… Лу Ся любит, когда к ней приходит кто-нибудь, потом она мне рассказывает о вас. Ну ладно, Ду Вэй, маме привет передай… кхе-кхе-кхе… — Она зашлась в сильном кашле, который долго ее не отпускал. Мы уже вышли со двора, а надрывный кашель все еще доносился до нас.
По дороге домой Чжу Ли поведала мне тайны, касающиеся Лу Ся, которые коротко сводились к следующему. Десять лет назад у мамы Лу Ся открылась чахотка. Она давно уже кашляет кровью, лежит, с кровати не поднимается. Поражены оба легких, со дня на день может умереть. А отец у Лу Ся человек бессердечный. Работает в городе Аньшане. Ссылаясь на занятость, подолгу не приезжает домой. Ходят слухи, что там в Аньшане у него завелась зазноба. Теперь они ждут не дождутся, когда умрет больная. И вот смертный час мамы станет часом счастливого бракосочетания папы. Лу Ся с братом любят мать, много лет ухаживают за ней, кормят и поят ее. И себя они обслуживают сами давно, с тех пор, как начали учиться в школе. Еще Чжу Ли рассказала, что и брат и сестра успевают в школе хорошо, что Лу Ся девочка самолюбивая и тяжелое бремя домашних хлопот не сказывается на ее успехах в учебе. По результатам годовых переходных экзаменов она неизменно занимает одно из первых трех мест.
Все, что я увидел и услышал за этот день, возвысило Лу Ся в моих глазах, в моей душе она заняла еще более прочное место, поколебать которое уже ничто не могло. С этого времени я не раз на дню возвращался мыслями к ней.
Осенью Лу Ся приходила к нам два-три раза. До чего же пленительной выдалась та осень, в какие только игры мы не играли, какими только делами мы не занимались — но все это без нее не имело для меня смысла. Пришла зима. Снега намело целые сугробы, а дважды случался большой буран, снега каждый раз наваливало по два чи, и поутру открыть балконную дверь из-за снега никто из наших домочадцев не мог.
Все эти дни я ждал прихода Лу Ся, чтобы поиграть с ней в снежки на пустыре за домом. Мне уже рисовалось, с какой радостью она встретит мое предложение, как будет показывать свою ловкость и умение, находчивость и смекалку, чего ей, на мой взгляд, всегда было не занимать. Я тоже считался большим мастером этой игры и прямо-таки жаждал продемонстрировать ей свою лихость и ухарство. Но тщетно — она так и не пришла… Не показывалась она у нас все зимние каникулы.
Позднее от Чжу Ли я узнал: ее матери стало гораздо хуже, наверное, ей действительно осталось жить совсем немного. Говорили, что отец спешно вернулся домой, к детям относится чересчур сурово, сам бездельничает, всю тяжелую работу по дому взвалил на дочь. Понятно, почему Лу Ся не отлучается из дому. Чжу Ли также рассказала, что и с учебой у нее дела пошли хуже: на полугодовых экзаменах перед зимними каникулами она оказалась на седьмом месте, такого с ней раньше никогда не бывало. Эти вести вселили в меня тревогу большую, чем просто сочувствие, и заставили меня поторопиться с выполнением давнишнего намерения навестить ее. Но когда я подошел к ее дому, от моей решимости не осталось и следа: «Что скажу, увидев ее? Зачем приплелся к ней? Скажу, что пришел навестить ее. Ну а навещаю-то с какой целью?» Но тут на ум пришел спасительный, на мой взгляд, довод: «Пришел к Лу Аню за книгой». Когда же я громко постучал в ворота, то и этот довод не показался мне столь уж веским.