Повести и рассказы
Шрифт:
— Что расскажешь?
— Все.
— Хорошо. И я завтра тебе все расскажу.
Они пожали друг другу руки. Чан Мин привлек ее к себе, крепко обнял.
— Чан Мин, как быть, если я сделала что-нибудь нехорошее?
Опьянев от счастья, Чан Мин прикоснулся горячими губами к ее светлому и холодному лбу.
— Если это ты, я все могу простить…
Бай Хуэй взволнованно подняла к нему лицо — любовь сделала его еще более красивым. Он хотел поцеловать ее, но она высвободилась из его объятий и быстро побежала по улице. Ее фигурка мелькнула в свете фонарей и растворилась
На следующий день в одиннадцатом часу Бай Хуэй пошла к Чан Мину.
В этот раз она надела на себя зеленую хлопчатобумажную куртку. Куртка была старенькая и выцветшая, зато чисто выстиранная и к тому же очень шла ей, плотно облегая ее фигуру. На ногах у нее были новые парусиновые туфли. Шнурки туфель украшали маленькие черные бабочки. Волосы были аккуратно расчесаны, косы туго заплетены. Бай Хуэй еще никогда не наряжалась с мыслью понравиться другому человеку. Ну а как было на сей раз, только небу известно. На ее белом лице играл румянец, глаза радостно сияли.
Она вошла в дом, где жил Чан Мин. Поднялась по лестнице, постучала в дверь, но ей никто не ответил. Она толкнула дверь, та была не заперта, но в комнате никого не оказалось. В ней было чисто убрано. Кровать была застелена новым голубым покрывалом, ровным и мягким, как водная гладь в безветренную погоду. На круглом столике около кровати лежало несколько книг, рядом с ними стоял тазик с листьями — тот самый тазик, который раньше валялся за дверью. Теперь он был чисто вымыт, и лежавшие в нем широкие сочные, влажные листья ярко горели в лившихся через окно лучах солнца. На листьях блестели, словно прозрачные жемчужины, капли воды.
Она впервые почувствовала, что эта тесная, даже не предназначенная для жилья комната стала ей милой и родной. За окном ветви старых деревьев сплетались в прелестный узор.
Дверь скрипнула, она оглянулась. Ресницы ее затрепетали, и, вторя им, громко забилось сердце. Но в комнате никого не было. Ах вот оно что: это же маленький котенок. Котенок просунул в дверь белую пушистую мордочку и посмотрел на Бай Хуэй круглыми, будто отлитыми из зеленого стекла глазами.
— Ты к кому? — тихо и ласково, словно разговаривая с ребенком, спросила она котенка. — Чан Мина нет дома. Ты зачем без спроса врываешься?.. — Бай Хуэй вдруг вспомнила, что она и сама вошла в комнату без спроса. Ей стало неловко, хорошо, что ее собеседником был котенок.
Котенок подошел поближе, тупо уставился на нее, потом пискнул и потерся о ее туфлю в знак дружбы. Она взяла котенка на руки и легонько погладила его пушистую матовую шерсть. Вообще-то Бай Хуэй не любила животных. Полгода тому назад они с Хэ Цзяньго проводили обследование семьи одного учителя, с которым они вели борьбу. Этот учитель разводил у себя дома золотых рыбок. Они сочли это занятие буржуазным времяпрепровождением, преследующим цель уклониться от революции. Учителя они сурово осудили, а аквариум с рыбками выбросили в канаву.
Котенок, урча, нежился у нее на руках. Потом он потянулся к столику и мяукнул.
— Ты хочешь есть? Ах, нет? Ты хочешь читать, да? Ну ладно, почитаем вместе.
Держа
— Она умерла, умерла, умерла, умерла…
Голос оглушал ее, как удары колокола. Она зашаталась, все поплыло перед ее глазами. Котенок и книга полетели с коленей на пол. Книга прихлопнула сверху котенка, и тот, отчаянно пискнув, убежал.
В это время на лестнице послышались шаги, и до нее донесся голос Чан Мина:
— Ты чего так испугался? Незнакомого человека встретил? Это же моя старая приятельница, ее зовут Бай Хуэй.
Чан Мин только что умылся внизу и поднимался по лестнице с тазиком в руках. Его чисто вымытое лицо дышало свежестью. Он уже услышал голос Бай Хуэй и знал, что она в его комнате.
— Можно войти? — Чан Мин стоял у порога комнаты и улыбался.
Ему никто не ответил. Он решил, что Бай Хуэй в веселом настроении и хочет его разыграть.
— Понимаю, строгий генерал всегда выражает согласие с подчиненными молчанием, — сказал он, толкнул дверь и вошел. Бай Хуэй сидела на стуле рядом с круглым столиком. Лицо ее было матово-бледным, на нем застыло выражение нестерпимого страдания.
— Что с тобой? — спросил он, положив тазик. — Тебе нездоровится?
Бай Хуэй в смятении смотрела на Чан Мина. У нее не было сил подняться. Сидя на стуле, она протянула Чан Мину фотокарточку и выдавила из себя:
— Это кто?
Чан Мин изменился в лице и упавшим голосом сказал:
— Как раз об этом я обещал рассказать тебе, когда мы вчера расстались. Я не хочу ничего скрывать от тебя. Это — моя мать!
— Кем она была?
— Учительницей иностранного языка в четвертой школе…
— А сейчас она где? — еле слышно спросила Бай Хуэй.
— Умерла. Левоэкстремистские элементы избили ее до смерти. — Чан Мин тяжело опустился на ровно застеленную голубую кровать. По покрывалу во все стороны побежали морщины. Казалось, он разбил кусочек стекла.
Рана в душе Бай Хуэй раскрылась. Ей вдруг показалось, что перед ней разверзлась пропасть. Она падает в нее! И не может достигнуть дна! И она отчаянно пыталась спастись, как утопающий цепляется за щепку.
— Наверное, она в чем-то провинилась!
Подняв полные слез глаза, Чан Мин сказал:
— Какая у нее могла быть вина? Она любила партию, любила председателя Мао, любила родину, любила жизнь. Как она могла хоть чем-то навредить людям? Виновата не она, а те, кто мучили и убили ее, те злодеи!