Повести и рассказы
Шрифт:
И картина была спокойная, веселая. Но доктора М., знаменитого софийского охотника, привлекала совсем не она. Шагая по стерне, переступая межи, он высматривал добычу. Зрение и слух его были напряжены до крайности: не взметнется ли откуда перепел, не выскочит ли заяц, которых можно сразить метким выстрелом?
Вдруг из-за соседней копны выскочил косой. Грохнул выстрел, но зверек, целый и невредимый, не задетый дробью, юркнул обратно и скрылся с глаз собаки и охотника. Пес, потеряв след жертвы, с сердитым и жалобным лаем заметался во все стороны.
Видя, что
Достал папиросу, чиркнул спичкой, закурил.
С наслаждением затянувшись разок-другой, он вдруг почувствовал запах гари.
— Ах! — воскликнул он при виде снопа, подожженного неосторожно брошенной горящей спичкой.
Он вскочил и принялся затаптывать огонь. Но языки пламени быстро ползли, разбегаясь по сухим колосьям, вспыхивавшим, как трут. Он начал было сбивать пламя прикладом, но от этого оно только разгоралось сильней. В несколько секунд огонь охватил всю копну и перекинулся на соседние. Весь ряд заполыхал, зловеще потрескивая, окутанный густым дымом.
Доктор выбивался из сил, стараясь погасить раздуваемый легким ветром пожар. Огонь алчно и безжалостно пожирал богатство, созданное крестьянским трудом, распространяясь по стерне и охватывая все новые копны.
В конце концов у доктора руки опустились, и он поспешил прочь от этой нежданной беды.
Со стороны села показались крестьяне. Они бежали к горящим копнам, крича ему, чтоб он остановился. Кое у кого в руках были палки. Лица у всех были злые, свирепые.
Доктор понял всю безнадежность своего положения и невозможность спастись бегством от разъяренных крестьян. Сейчас они жестоко расправятся с ним. Тут ему пришел в голову единственный способ избежать роковой участи. Он решил подождать крестьян.
— Это ты пожар устроил, господин? — крикнул ему старый шоп с небритым, черным от загара, грубым, а теперь еще озверелым лицом.
— Зачем копны запалил? — дико вращая глазищами, гаркнул другой — белобородый, низкорослый, хромой — и замахнулся на него чекой.
— Я франк консул! — крикнул в ответ доктор и, коверкая самые употребительные болгарские слова вперемежку с французскими, энергично жестикулируя, стал оправдываться, объясняя крестьянам, что поджег снопы нечаянно.
Низкорослый шоп вырвал у него из рук ружье. Возмущенный этой дерзостью, доктор, продолжая разыгрывать роль гордого иностранца, бросился отнимать.
— Он, видно, не болгарин!
— А нам какое дело! — крикнул старый шоп с зверским лицом и, ругаясь, схватил доктора за руку.
Стали подбегать новые шопы.
— Вот этот и есть, который снопы мои запалил? — яростно завопил, обливаясь потом, худой крестьянин без шапки.
— Этот, этот самый!
— Держите крепче, так его мать!
— Поучить его надо. Будет знать, как чужое добро палить!
На доктора пахнуло винным перегаром. «Они пьяны!» — с ужасом подумал он и, стуча себя кулаком в грудь, опять громко крикнул:
— Франк консул!
Но крестьяне не понимали или не хотели понять, какой перед ними важный господин. Осыпая доктора
При виде их искаженных гневом лиц доктору показалось, будто он попал в руки людоедов на каком-нибудь тихоокеанском острове… Он с изумлением обнаружил странное сходство одного из крестьян с Фридрихом Великим, портрет которого, вместе с портретами других знаменитостей, был у него дома в альбоме, — те же угловатые черты, заостренный нос, пронзительный ястребиный взгляд. А вырвавший ружье был удивительно похож на Виктора Гюго, только на Виктора Гюго в диком состоянии, злобного и неукротимого. Третий — особенно разъяренный, чернолицый, с толстыми губами и с головой, почему-то повязанной платком, напоминал Менелика… Только гремевшая вокруг него буря мешала доктору полюбоваться шопскими копиями великих людей, и он, энергично жестикулируя, снова принялся объяснять, что вызвал пожар по оплошности. Для наглядности он показал им спичку и кинул ее на землю.
— Аа! Вон как!.. Сам признается: спичкой сноп поджег! — воскликнул двойник Фридриха Великого.
— Чтоб тебя! — воскликнул владелец сожженных снопов. — Спросите, зачем он хлеб спалил! Может, погреться вздумал?
Но Виктор Гюго неистовствовал:
— Руку ему отрубить! Вот так, так, кусками!
Владелец со слезами на глазах глядел на догорающие копны.
Подошла новая группа крестьян.
— Кто такой?
— Инженер, говорят; я ему в Софии молоко продавал.
— Чего ему здесь надо? Сидел бы с бабой своей… миловался бы с нею…
— Давайте бороду ему подпалим, — предложил Фридрих Великий.
— В село отвесть его надо!
— Связать бы прежде!
Доктор сделал вид, будто отсчитывает деньги, давая понять, что готов возместить убытки. Он хотел сказать, что согласен уплатить вдвое, втрое дороже против того, что потребует владелец, но, решив притворяться не знающим болгарского языка, был вынужден ограничиваться невразумительной для них жестикуляцией.
— Бен франк консул! — наконец, решительно крикнул он в третий раз.
— Он вроде консул, — сказал один, понявший это слово.
— Да хоть ты сборщик налогов, хоть сам князь будь, все едино: наши пот и кровь палить не смей!
— Ох, мои снопы, пропали, в пепел превратились, — причитал хозяин поля.
Виктор Гюго стал было вязать доктора, но тот, размахнувшись, изо всех сил ударил его по локтю. Виктор Гюго, остервенившись, толкнул его и схватил за грудки.
На консула посыпался град ударов и тумаков.
— Держи его!
Доктору мигом загнули руки за спину. Один крестьянин связал их своим поясом.
— В село ведите! — скомандовал Фридрих Великий.
— Постойте, вон стражник идет!
При виде запыхавшегося сельского стражника крестьяне выпустили пленника. Заметив в поле дым и толпу, стражник спешил выяснить, в чем дело,
— Выручай, голубчик! — чуть не плача крикнул ему доктор. — Сам не знаю, где я: в окрестностях болгарской столицы или в дикой Дагомее?