Повести и рассказы
Шрифт:
Бай Иван прибегал к палочному наказанию по десятку раз на дню; это доказывает, что родоначальники данного вида экзекуции появились отнюдь не в наше время, как думают некоторые…
Однако Иван Гырба, как добрый педагог, понимал, что чересчур долгое учение наносит вред, ведет к притуплению умственных способностей; он знал, что мальчишки нуждаются в физических упражнениях и развлечениях. Для этой цели он давал своим питомцам передышку, по очереди посылая их на двор — нарубить дров, принести воды из колодца, когда жена затевала стирку, вынести за ворота накопившийся сор. В знак особого благоволения он посылал кого-нибудь окапывать виноградник… Такие поручения были для нас, истосковавшихся по чистому воздуху, великой радостью, и счастливцы, те, на кого падал выбор нашего профессора,
Когда я дошел до середины университетского курса, до акафиста Иисусу в святцах (мне и сейчас помнится его начало: «Разум недоразуменный разуметн еще Господи, покажи нам отца глаголеше»), отец взял меня из учебного заведения Гырбы и послал учить алфавит {228} в эллинскую школу, открытую Райно Поповичем {229} в Карлово.
Вот что поведал мне старый учитель Г., вечная ему память, о системе преподавания в академии Гырбы в Сопоте шестьдесят лет тому назад.
228
…учить алфавит… — в данном случае имеется в виду греческая азбука.
229
Райно Попович (1773–1858) — выдающийся просветитель и литератор, в 1828 г. основал эллино-греческое училище в Карлово, в котором учились видные деятели эпохи национального Возрождения Г. С. Раковский, Г. Крыстевич и др.
Так было почти повсеместно в Болгарии до той поры, пока введение курса светских наук не отменило «гырбовскую» методу, заменив ее аллелодидактическим методом взаимного обучения.
Эта благотворная учебная реформа, в несколько лет преобразившая болгарскую школу и давшая мощный толчок развитию народного образования в новом, плодотворном направлении, была порождена вдохновенной мыслью Априлова, открывшего в 1848 году первое светское училище в Габрово.
1902 г.
Перевод В. Поляновой
АПОСТОЛ В ОПАСНОСТИ
Там, где теперь красуется княжеский дворец, в 1871 году стоял старый конак {231} валии {232} : несколько дрянных, скученных строений с покосившимися кривыми стенами и ветхими галереями, выходящими на тесный мощеный двор. С западной стороны во двор вели большие деревянные ворота, у которых всегда стояло два жандарма. Слева от ворот возвышалась мечеть, а справа зеленела большая плакучая ива со свисающими до земли ветвями — единственная отрада для глаз в тех местах.
231
Конак (турец.) — здание турецкого городского или сельского управления во времена турецкого ига.
232
Валия — правитель вилайета (области).
Как-то раз, в погожий июньский день, из ворот вышла группа жандармов; остановившись на маленькой площади и о чем-то потолковав шепотом, они разошлись в разные стороны.
Один из них, знакомый нам Али-Чауш, темнокожий бородатый турок с грубым опухшим лицом, пошел вдоль торговых рядов (где теперь Торговая улица), расталкивая шумную толпу, которая запрудила заставленную жмущимися друг к другу лавками и лавчонками узкую улицу, и пристально всматриваясь в лица некоторых прохожих. Дойдя до постоялого двора Трайковича, он внимательно оглядел двор и корчму, машинально пощупал, на месте ли револьвер в кобуре, и хотел было войти в. помещение.
В это время вдали показался жандарм. Али-Чауш остановился в ожидании у порога.
— Ну, что узнал? — спросил он, понизив голос.
— Все осмотрел, но такого не нашел, — ответил жандарм, отирая платком
— А ты хорошо смотрел? Запомнил приметы? Лет двадцати пяти, русый, сероглазый, худой, среднего роста и в черной куртке. Иди на другой постоялый двор! Главное — на глаза смотри: серые, совсем серые, — строго напомнил Али-Чауш, озираясь по сторонам, чтобы не упустить никого из прохожих.
— Слушаюсь, Али-Чауш!
И жандарм ушел.
Речь между двумя жандармами шла о Василе Левском {233} , которого выслеживала полиция.
В то время бесстрашный апостол находился в Софии, куда приехал из Пловдива под видом торговца шерстью; здесь он организовал революционный комитет, впоследствии получивший всеобщую известность в связи с захватом турецкой казны на Арабаконакском перевале {234} . Софийская полиция, предупрежденная из Пловдива по телеграфу, была на ногах. Целые стаи жандармов были пущены по следу Левского. Самый толковый и расторопный из них, Али-Чауш уже несколько дней руководил розыском, наставляя подчиненных, подробно описывая каждому из них наружность и одежду революционера.
233
Васил Левский. — Васил Иванов Кунчев; Апостол, Дьякон (1837–1873), революционный демократ, один из выдающихся руководителей и самых последовательных идеологов болгарского национально-революционного движения. Выдвинул идею необходимости перенесения центра подготовки национально-освободительной революции в Болгарию. В 1870–1872 гг. создал в Болгарии сеть местных революционных комитетов, которые он объединил в стройную революционную организацию с руководящим центром в г. Ловеч. Погиб на турецкой виселице, выданный предателем священником Н. Крыстевым.
234
…захватом турецкий казны на Арабаконакском перевале… — Речь идет о нападении на турецкую правительственную почту, организованном Д. Обштим — помощником В. Левского, 22 сентября 1872 г. без согласия последнего. Организаторы и участники этого нападения, завладевшие значительными суммами, были вскоре обнаружены турецкой полицией, что в конце концов вызвало провал революционной организации и привело к аресту и гибели самого В. Левского.
Таким образом, дьякону грозила большая опасность. Он был уверен в себе, бесстрашен и дерзок до безрассудства, презирал тупую турецкую полицию и, видимо, верил в свою звезду, потому что ему десятки раз удавалось ускользать из когтей врагов. Ни он, ни его софийские друзья не подозревали, что турецкая полиция гонится за ним по пятам, и не приняли необходимых мер предосторожности.
Колючий взгляд Али-Чауша остановился с подозрением на кофейне Илчо, прилепившейся к корчме Трайковича; турок решил прежде наведаться туда.
В кофейне было четверо: один посетитель, рослый полный болгарин в европейском костюме, сидел на лавке, потягивая кальян; хозяин правил бритву на оселке; а перед зеркалом подмастерье брил какого-то светловолосого клиента в черной куртке грубого сукна; сидевшего спиной к двери.
Это был Васил Левский.
Али-Чауш поздоровался с болгарином, курившим кальян, с которым был знаком, подошел к хозяину и с притворным равнодушием, но тихо спросил:
— Скажи, Илчо, в корчме у соседей не останавливался один… торговец?..
Тут он описал внешность и одежду дьякона.
— Не знаю, Али-Чауш. Я постоялого двора не касаюсь, — ответил хозяин, продолжая спокойно заниматься своим делом.
Он не знал Левского и совершенно не интересовался, почему Али-Чауш его разыскивает.
— Сероглазый, худой… — повторил Али-Чауш, машинально скользя взглядом по спине Левского.
Хотя оба говорили тихо, все находившиеся в кофейне слышали их разговор.
У подмастерья задрожали руки; он чуть не выронил бритву. Лицо его пожелтело от страха: бедный мальчик знал, что бреет Левского.