Повести и рассказы
Шрифт:
— Я обязан передать его военному начальству, — решительно возразил окружной начальник, явно давая понять, что не желает продолжать этот разговор.
— А я тебе говорю, что ты должен его отпустить, потому как я посулился его матери, что упрошу тебя, — возразил дед Нистор запальчиво.
— Ты опять пообещал?
— А что же, по-твоему, надобно было прогнать бедную женщину?
— Кто мне указ — ты, отец, или моя должность?
— Отец, само собой! — ответил дед Нистор, выходя из себя.
Никола
— Не вмешивайся в мои дела, отец, — промолвил Никола негромко, почти умоляюще.
— А меня для чего нелегкая тут держит? Ставя свечку перед святым, я знаю, что он передаст мою мольбу богу… Так и эта вдова… Послушай, сынок, отпусти парня.
— Но как ты можешь давать обещания людям, не спросив у меня, могу ли я удовлетворить их жалобы?.. Ты ставишь меня в безвыходное положение. Если я его отпущу, могу попасть под суд. Законы у нас строгие.
— Закон бывает строгий и податливый, все в ваших руках. Любой узел можно распутать. Уважь старика, будь милостив, и господь явит к тебе милость.
Никола задумался… Отец малость успокоился: ему показалось, что Никола смягчился.
— Нет! Я сдам солдата его начальству! — решительно заявил окружной начальник и встал.
Дед Нистор уставился на него с изумлением.
— Не хочешь удоволить просьбу родного отца?
— Если бы ты просил меня не за павлетихина сына, а за моего родного брата, я бы и тогда не смог.
— Ба! Выходит, ежели не погубите сироту и не отправите на тот свет его мать, несчастную вдову, то царство ваше сгинет? Оно, видишь ли, на правде держится!
Дед Нистор весь дрожал от негодования.
— Пойми, не могу!
— Завтра же подамся в Стара-Загору! — отрезал старик и, выходя, изо всех сил хлопнул дверью.
Проворно спускаясь по лестнице, он выкрикивал во весь голос, чтобы сын мог слышать:
— Правда! Милость! Да есть ли они у болгар?! Звери и тигры!..
Сын и отец, однако, помирились, и старик согласился пожить в городе В. до весны. Он тут же написал своему родичу в Стара-Загору, чтобы тот не сдавал его поля и луга в аренду.
Настала весна, природа помолодела. Окрестные холмы покрылись зеленой муравой; ручейки весело зашумели в долах, где радостно блеяли и резвились возле своих маток ягнята. Сады в городе оделись в белый и розовый наряд, запахли липы. Ласточки, веселые подруги весны, носились низко над крышами и радостно щебетали около своих гнезд. Дед Нистор сидел на балконе без шапки, с чубуком в руке и, посматривая на зазеленевший, весь в цвету сад, воздыхал по своим зеленым луговинам… Какая тучная теперь на них трава! Он вдыхал полной грудью свежий утренний воздух, и ему казалось, что до
В эту минуту из Николиной комнаты, дверь которой на балкон была распахнута, донесся какой-то гомон. Старик прислушался. По голосам он понял, что сын разговаривает с крестьянами. Лицо его выразило удивление и досаду, видно, он услышал, о чем они толкуют. Вскоре крестьяне ушли, дед Нистор тоже покинул балкон.
— Отец, ты никак опять собираешься меня распекать? — с улыбкой спросил сын, от глаз которого не укрылся сердитый вид старика.
— Ты, Никола, постыдился бы людей! Я все слыхал, — сказал дед Нистор.
— А в чем дело? Скоро выборы…
— Ты зачем поучаешь сельских кметов выбирать в депутаты таких висельников, как Начо Лазов?
— Лазов и все остальные, кого я порекомендовал, — члены либеральной партии, в которой состою и я… Да ты ведь не вмешиваешься в политику и это тебя, верно, мало интересует.
— Лазов, говоришь? Да я третьего дня слыхал, как он на всю улицу поносил твоего министра.
— Лазов прав, и потому я хочу, чтобы он попал в Народное собрание.
Дед Нистор не верил своим ушам.
— Как? Ты идешь против своего господина? Ты неверный раб, про которого говорится в евангелии!
— Министр никакой мне не господин, а я ему не слуга, отец. И он, и я служим нашему государству. Вот и все.
— Ладно, пусть так. А чем он тебе не угодил, что ты ему роешь яму? Кусок хлеба отобрал, или, может, ты больно умный стал? Свинья, наевшись, переворачивает корыто.
Никола вспыхнул.
— Ты, отец, как заладил: хлеб да хлеб… У человека есть убеждения, которые ему дороже всего на свете.
— Мне до этого нету дела… Ты ответь, что я спрашиваю: чем тебе не угодил министр?
— Он враг конституции.
— Какой такой враг?
— Он требует ее ограничения, ну, как тебе сказать… хочет урезать права народа.
— А твое месячное жалованье не хочет урезать?
— Нет, но это не так важно… Главное — это конституция… Но ведь эти вопросы тебя не интересуют, зачем ты допытываешься?
— Ладно, скажем, конституции вашей крышка, что тогда будет? Турки, что ли, воротятся?
— О, нет, это невозможно, но народ лишится права самостоятельно управлять государством. Отнять у народа права избирать депутатов — это значит, заткнуть ему рот, связать по рукам и ногам… Одним словом, новое иго.
— А Лазов его избавит? Знаешь, сын, что бы я сделал на месте твоего министра? Вытолкал бы тебя взашей в одночасье… Никола, а я-то думал, что ты умнее. Ну-ка скажи мне: неужто и остальные трое с тобой заодно? Этого только не хватало!
— Все мои братья — тоже либералы.