Повести и рассказы
Шрифт:
Курширмат имел особый счет к отряду Лангового. Трижды банда курбаши была застигнута и изрублена конниками Лангового. Три раза сам Курширмат спасал шкуру от красноармейских клинков только благодаря чрезвычайным достоинствам своего скакуна да мудрой привычке в момент боя всегда держаться не ближе чем за полверсты от красноармейских сабель.
Трусливый бандит долго не решался на открытый бой с отрядом. Три разгрома, после которых Курширмат с трудом пополнял свою шайку, многому его научили. Но сейчас, видимо,
— Да-а, — подытожил свои размышления Ланговой, — открытого боя не получится. Придется садиться в оборону и ждать помощи из города. Отряд Сибирсова должен подойти не позднее, чем завтра.
Ланговой свернул карту, сунул ее в планшет и потянулся.
Командир отряда был еще совсем молод. Сын небогатого семиреченского казака, сложившего в четырнадцатом году свою голову где-то в Польше, он с детства узнал и тяжесть подневольного труда за кусок хлеба, и горечь обиды за растоптанное сапогом богатого одностаничника бесприютное детство.
Радостно встретив революцию, он шестнадцатилетним юношей летом восемнадцатого года заседлал лучшего хозяйского скакуна и уехал в отряд красных казаков, погрозив на прощанье кулаком истошно проклинавшему его хозяину. С тех пор судьба Лангового была связана с военными событиями революционных лет в Туркестане. Революция потребовала от Лангового: учись воевать! — и он послушно сел за парту военного училища, созданного командармом Фрунзе в Ташкенте. В первом выпуске училища фамилия курсанта Лангового стояла среди пятерки самых лучших.
Худощавый, невысокого роста, созданный только из костей и тугих, не знающих устали мускулов, бесстрашный воин и умный командир, Ланговой был кумиром своих конников и грозой басмачей.
От привычки постоянно пристально вглядываться вдаль он немного щурил глаза. Эта привычка вызывала у бойцов отряда уверенность, что их командир видит гораздо больше, чем могут увидеть другие, что он заранее предугадывает все козни врагов и знает, как на них ответить.
К задумавшемуся командиру неторопливой рысцой подъехал комиссар отряда Злобин. Так же неторопливо спешившись, он молча подошел к Ланговому.
Комиссар был полной противоположностью командиру. Старше Лангового всего лишь на четыре-пять лет, он выглядел пожилым. Громадный, около двух метров ростом, донецкий шахтер, участник ворошиловского похода с Донбасса на Царицын, Злобин был немногословен, но всегда умел сказать самое важное и в самый нужный момент. Неторопливый, он, однако, всегда поспевал туда, где его присутствие требовалось именно в эту минуту.
Хотя Ланговой и Злобин вместе воевали не более двух месяцев, между ними установилась крепкая дружба, немногословная, слегка грубоватая дружба
— Накрепко заперли нам выход в долину… — не то спросил, не то сообщил комиссар и, вынув из кармана кисет с махоркой, стал скручивать папироску.
Ланговой не успел ответить. Наметом, отжимая всадников с тропы к самой стене ущелья, подскакал командир отделения Козлов. Немного отстав от отделкома, мчался красноармеец Джура Салихов.
Осадив коня в двух шагах от командира. Козлов с лихостью кадрового кавалериста поднял правую руку к козырьку буденновки и сразу же резко опустил ее вниз.
Подражая Козлову, то же, правда, не с такой четкостью, проделал Салихов.
— Прибыли, товарищ командир отряда! — доложил Козлов.
Ланговой окинул удовлетворенным взглядом ладную фигуру своего любимца и приказал:
— Возьмите трех бойцов, поднимитесь вверх по левому ущелью и разведайте первый распадок налево. Если путь свободен, донесите, а сами двигайтесь дальше до выхода из распадка в соседнее ущелье. Там закрепитесь и ожидайте подхода отряда. Если в распадке басмачи, немедленно донесите и, закрепившись, ожидайте дальнейших распоряжений. Ясно?
— Ясно, товарищ командир. Разрешите выполнять? — громко ответил Козлов и кивнул Салихову, предлагая ему следовать за собой.
— Красноармеец Салихов получит особое задание, — заметив жест Козлова, ответил Ланговой. — Действуйте!
Круто развернув коня, Козлов умчался вверх по ущелью.
— Хороший парень, — глядя вслед Козлову, проговорил Злобин. — Пора посылать в школу. Поучится — лихой комэск будет. Как думаешь, командир?
— Давно пора. Вот выйдем из гор, подам рапорт командиру группы. Просить буду.
Помолчали. Горячий конь Джуры Салихова переступал тонкими сухими ногами и грыз удила, роняя на камни белую пену.
— Ну, что ж посоветуешь, комиссар? — негромко спросил Ланговой.
— Когда подойдет Сибирсов? — вопросом на вопрос ответил Злобин.
— Думаю, что завтра к вечеру. А вообще, кто его знает? Связи нет второй день.
— Надо занимать оборону и ждать. Такое мое мнение.
— Я хочу послать Джуру в город, к командиру группы. Думаю, что проберется.
— Надо послать.
— Как полагаешь, Джура? — обратился Ланговой к замершему в седле бойцу. — Пройдешь?
— Почему не пройду? Обязательно пройду. Халат одену, чалму одену, совсем хорошо пройду, — торопливо ответил Джура.
— А сможем мы здесь, — Ланговой кивнул на селеньице, расположенное в котловине, — достать тебе подходящую одежду?
— Сам достану, товарищ командир. В Шахимардане бедняков много, батраков много, басмачей не любят. Против басмача боятся идти, а Советской власти потихоньку всегда помогут.