Повести об отважных
Шрифт:
Петр Захарович заворочался на своем ложе, зевнул и согласился.
— Ладно, хлопец, неси вахту за старшину. День дюже хлопотной был… Устал я здорово. Как услышишь возню за дверью, так сразу же закрывай ладошкой мне рот. Я враз проснусь. Спать захочешь — тоже меня буди.
Коля повернул к себе фонарь, поудобнее устроился на пустом ящике и взялся за книгу.
Вместе с отважным польским воином Збышко он сражался с кичливым немецким рыцарем Лихтенштейном, пробирался через дремучие дубравы…
Ничипуренко
Коля не знал, сколько времени прошло. Но вдруг от внутренней двери послышался сначала шорох, потом чуть слышный скрежещущий звук.
“Пилят проволоку!” — вздрогнул Коля.
Осторожно, постепенно поворачивая луч фонарика, он осветил стену возле двери. Отблески света падали на темные створки дверей, и Коля заметил, как между этими створками появляется и исчезает светлая тонкая полоска металла.
Мальчик протянул руку и закрыл ею приоткрытый рот старшины. Храп оборвался. И сейчас же прекратился скрежещущий звук.
Петр Захарович вскочил со своего ложа, схватил фонарик, подошел к двери, подергал ее. Пока было перепилено только четыре проволочки из двадцати.
Ничипуренко вернулся к ящикам и зашептал на ухо Коле:
— Услышал, злыдень, что я проснулся. И враз бросил пилить… Ну, теперь я спать не буду. А вот храпеть придется.
Он опять прилег на ящики и стал звучно похрапывать. Но глаза его оставались открытыми. От дверей не доносилось ни звука.
Коля прочитал пару страниц, взглянул на старшину и увидел, что глаза у него закрыты и, как видно, храпит он по-настоящему.
Мальчик покосился на дверь. Над нею был зачем-то вбит большой штырь.
Коля вспомнил, как он дома устраивал ловушки старшей сестре, которая имела привычку рассказывать матери обо всех шалостях брата. Тогда получалось здорово.
Коля усмехнулся, отрезал кусок провода и привязал его к ручке кружки с автолом. Потом бесшумно подставил пустой ящик к дверям, взобрался на него и повесил тяжелую, двухкилограммовую кружку на штырь. Спрыгнув с ящика, он привязал другой конец провода к массивной дверной ручке.
Теперь уже не читалось. Коля напряженно следил за дверью. И вот снова мелькнула металлическая полоска, опять раздался скрежещущий звук.
Мальчик вновь прикрыл ладонью рот Ничипуренко. Храп на мгновение оборвался, но сейчас же стал еще более громким. Однако старшина уже не спал. Его большое могучее тело сжалось в тугой комок, а глаза напряженно смотрели на дверь.
И вот перепиленный трос почти беззвучно упал на каменный пол. Стало совсем тихо. Только старшина захрапел еще громче.
Створки двери стали медленно раскрываться. Между ними появилась белая высокая фигура.
В это мгновение тяжелая кружка сорвалась со штыря и угодила прямо в голову “привидению”.
— О
— А ну, стой! — Ничипуренко прыгнул вперед и ухватил “привидение” за его белую одежду.
В руке “привидения” молнией мелькнул нож. Старшина с трудом парировал удар.
Послышался треск рвущейся ткани. “Привидение” рванулось из рук старшины.
— Стой, тебе говорят! — крикнул Ничипуренко, устремляясь за неизвестным в темноту маленького склепа.
До Коли донесся громкий топот, странный скрежет и чей-то вскрик.
— Дядя Петя! — позвал мальчик.
В маленьком склепе было тихо.
Коля поднял фонарь, подхватил автомат Ничипуренко и подбежал к дверям склепа.
Свет фонаря осветил одинокое надгробие, изваянное в форме саркофага, крупные каменные плиты пола с пятнами автола и белый скомканный лоскут, валяющийся у двери.
В маленьком склепе никого не было.
Следы ног, измазанных автолом, огибали саркофаг и тянулись до противоположной глухой стены.
И тогда Коля, сдерживая слезы, бросился к выходу, отодвинул засов, распахнул дверь и дал длинную автоматную очередь в темное, безразличное небо.
Сейчас же из замка выскочил дежурный наряд бойцов.
Весь день в маленьком склепе неумолчно стучали кирки и ломы. Разведчики поочередно долбили толстую каменную плиту, под которую уходили следы ног диверсанта. Но стены замка были выложены из крепчайшего гранита. И после десятичасовой работы в пазах между плитами оказались только неровные канавки сантиметров по пятнадцать глубиной.
Все эти десять часов Коля просидел на каменном саркофаге. Он понимал, что ему, боевому разведчику, не подобает плакать, но не мог сдержать слез.
В склеп то и дело входили люди — подполковник Смирнов, военврач Надежда Михайловна, выздоравливающие раненые или свободные от дежурства разведчики. Несколько раз прибегала заплаканная Наташа. Она садилась рядом с Колей и уговаривала его поесть.
Его пытались увести из склепа, убеждали, что Петр Захарович обязательно будет спасен. Но все было напрасно.
Немного оживился он, когда зашел разговор о том, чтобы взорвать стену толом. Но от этой мысли пришлось отказаться, так как нельзя было определить, не обрушится ли от взрыва стена замка.
Только теперь Коля по-настоящему осознал, кем для него был суровый и ласковый старшина Ничипуренко.
После фашистской каторги ребята особенно нуждались в сердечном тепле и заботе. У Наташи Звонковой в госпитале сразу же появился добрый десяток заботливых старших подруг из числа медсестер и санитарок. Сама Надежда Михайловна относилась к девочке с материнской теплотой.