Повести, рассказы
Шрифт:
— А я подумала, что вы тоже вербовщик, — повторила Фрума, отойдя подальше от раскрытых окон. — Вы давно приехали?
— Только что с подводы.
— Значит, еще никого не видели. — Цале показалось, что Фрума обрадовалась. — И долго пробудете у нас?
— Сам не знаю. Если попадется подвода до станции, может, уеду еще сегодня. — Он осторожно взял ее под руку. — Вы кого-нибудь ждете? Нет? Тогда давайте прогуляемся. В Ленинграде теперь глубокая осень, а у вас еще лето в разгаре.
Фрума понимала, что он звал ее прогуляться
— Пока нет, — ответила Фрума, — но, наверно, мы тоже уедем.
— И вы не будете скучать по местечку?
Она посмотрела на него своими светлыми близорукими глазами:
— Как можно не скучать по дому? Буду, конечно. Но дома делать нечего.
— А раньше?
— Когда раньше?
— Ну, когда я здесь был. Позапрошлым летом у вас, мне кажется, тоже не было ни заводов, ни фабрик, однако никто не уезжал. Все сидели на месте.
— Вам это только казалось. Тогда тоже уезжали. Но, конечно, не столько народу. За два года у нас многое изменилось. Всюду за эти два года многое изменилось. Вы узнаете этот дом? Теперь здесь живет Липа.
— Я знаю.
— Вы уже видели его?
Почему Фрума так испугалась, почему с такой странной тревогой спросила, не видел ли он Липу? Он был рад, что может ей ответить:
— Нет, мне сказал подводчик.
— Файтл?
Каждая звездочка на той полоске неба, что висела над улочкой, была ему так же хорошо знакома, как вот эти ступеньки у заднего крылечка Дининого дома, как этот домишко, что напротив, с привалившимся к нему полуразрушенным сарайчиком, как одноэтажный кирпичный домик местного фотографа под холмом и церковь с позолоченным куполом на холме.
У заколоченных кузниц по ту сторону мостика их встретил смешанный запах ночного осеннего леса и лениво текущей зеленоватой речушки.
— Как быстро летит время, — сказал Цаля, притрагиваясь рукой к каждому шоссейному столбику, — кажется, только вчера мы гуляли тут втроем, и вот прошло уже почти два года.
— Неужели уже два года? — переспросила Фрума, и, как бы доверяя ему тайну, которую, кроме нее, никто здесь не знает, она тихо, чтобы можно было тут же отказаться от сказанного, проговорила: — Она недавно была здесь.
— Знаю.
Фрума остановилась.
— Мне рассказывал балагула. Она приезжала, говорил он, навестить могилу отца.
— Что еще рассказал вам Файтл?
— Он рассказывал о ее муже.
— Здесь она была одна. Мы с ней гуляли весь вечер... — И тихо, все еще колеблясь, сказать или нет: — Она спрашивала о вас, были ли вы здесь.
Цаля крепче прижал к себе Фрумину руку и замедлил шаг, часто останавливаясь, словно дорога шла в гору.
— Откуда она взяла, что вы должны здесь быть? — еще
Теперь, когда он знает, что и Дина всего две недели тому назад бродила по этому шоссе целый вечер, что и ее привела сюда та же тоска, ему не о чем больше расспрашивать Фруму. Только одно ему еще хотелось бы узнать — крикнула ли и Дина, подойдя к лесу: «Цаля!» И так же ли громко прокатилось эхо над вершинами деревьев, отдаваясь по всему лесу?
— Она не виновата.
Это Дина просила ему передать? Или сама Фрума, которая когда-то не оставляла их ни на один вечер вдвоем, только что придумала оправдание для Дины, чтобы она осталась для него такой же, как тогда?..
— И если хотите знать, Этл тоже не виновата, — продолжала Фрума, останавливаясь у речки. — Я, например, ни одной минуты не верила в то, что вы женитесь на Этл, хотя все считали вас ее женихом. Этл сама и пустила этот слух. Она мне потом говорила. Она еще и теперь думает, что Дина не была бы счастлива с вами, и не жалеет, что своим внезапным приездом из Ленинграда и рассказами о ваших с нею ленинградских встречах отдалила от вас Дину. Она не отрицает, что добивалась этого. Но о вас Этл плохого слова Дине не сказала. И как она могла говорить плохо, если была в вас влюблена, да и теперь еще любит. Она сама призналась мне. Этл тоже была тут недавно. Что еще она мне сказала? Как ни любит она вас, но, разлучив с вами Дину, все равно не вышла бы за вас. Наши девушки так не поступают, а если и случается, то очень редко...
— Где живет теперь Дина? — спросил Цаля, бредя по колено в молочном тумане, стлавшемся по лугу.
Фрума не ответила.
Неужели он спросил так тихо, что она не расслышала? Он собрался было повторить вопрос, когда она отозвалась:
— Этого я не могу вам сказать.
Его не очень удивило, что Фрума ответила ему почти так же, как Ханця, и все же в этот раз у него перехватило дыхание, словно своим ответом Фрума отняла у него последнюю надежду.
— Это Дина вам запретила говорить, где она?
— Хотите знать правду? — Фрума всматривалась в него своими близорукими глазами и, не отводя взгляда, ответила: — Да, она. Ну, что это даст вам, если вы узнаете, где она? — И снова тихо, как бы доверяя тайну: — Вот если бы вы ее встретили месяца через два-три после того, как она вышла замуж... Вы удивляетесь, я понимаю... Ну да, конечно... Но если бы вы знали, как она вышла замуж...
Туман уже перекочевал с луга на шоссе, и оно напоминало собой сейчас разлившуюся реку. Заросшая тропинка, по которой они поднимались на шоссе, была совсем уже не видна.