Повести. Пьесы
Шрифт:
Стройка как стройка, сказал он себе. Чего ее понимать? Вот тебе река, вот лес. Природа. Туда и смотри.
Он ценил в себе жесткую хватку взгляда, рентгеновскую точность оценки — это пришло недавно, стоило дорого и теперь помогало жить. Вокзалы, попутки, ночлеги — там просто необходима была трезвая пронзительность, понимание с первого взгляда. Но здесь — другое. Может, и не пересадка, может, жить придется. Берлога. Нора. Прийти в себя, встать на ноги. Надо! А то, глядишь, и отпуск кончится, подумал он и усмехнулся.
Два
«Колькин ключ». Месяц назад вдруг решился, двинулся в путь и вот добрался — ловко, умело, можно даже сказать, красиво, ни разу, как и было задумано, не потратившись на билет. Необходимости в столь строгой экономии не было, зато удлинился путь и создавались ежедневные трудности, которые приходилось преодолевать: эти временные стимулы, при всей их игрушечности, удерживали на плаву. Теперь игра кончилась.
Он свел брови, снова отпустил. И этим движением лицевых мышц как бы смахнул с себя простоватую покладистость, так помогавшую в чужих домах, в поездах и кабинах машин, покладистость, позволявшую легко и сразу включиться в мысль собеседника — он даже думать начинал чужими словами…
Ладно, сказал он себе, добрался, и слава богу. Может, что и получится. Завтра поглядим.
Между тем стемнело. Он медленно выкурил сигарету, поднялся и пошел вдоль берега. Проблема ночлега не волновала: в городе, где столько общежитий, на улице не спят. Просто стало холодновато, а ему вроде бы обещали костер. Где-то здесь, поблизости. На берегу. Не доходя Северного Ледовитого океана.
Он услыхал голоса и сквозь кустарник вышел к кострищу. Слабо пахло гарью. На довольно высоком берегу вокруг пепельного круглого пятна собралось с десяток ребят и девушек. Каждый был занят своим.
Рослый парень в красивой нейлоновой куртке выкладывал хворост по-особому, домиком, а помогавшая ему девушка в модненьких, черного вельвета брючатах, худая и лохматая, сворачивала газету в жгут.
Две другие девушки хозяйничали — мыли картошку, резали хлеб и колбасу на бутерброды. Кто-то у реки шумно споласкивал ведро. Кто-то хрустел сушняком в кустарнике.
А возле кострища на самодельной лавочке недавний знакомец — тощенький, с белесыми волосенками парнишка — решал личную проблему: пытался пристроиться к мясистой девчонке, толстощекой, с неприступно поджатыми губами. Уже по просительной интонации ясно было, что малому не светит.
— Свободно? — спросил он, хотя уже сидел рядом с ней.
— А тебе какое дело?
— Да нет, если ты думаешь…
— Не думаю и думать не собираюсь, — с достоинством ответила девчонка и еще больше надулась.
Кубышка, подумал Антоныч, с какой стороны ни глянь, кубышка, а ведь тоже кому-то нужна.
Он сел на край лавки, сел удобно, нога на ногу, под локоть приспособив рюкзачок. Ему тут понравилось. Понравилась и деловая компания, и груда хвороста,
Те двое заметили рядом незнакомого человека. Белесый парнишка при свидетеле вовсе замолчал.
Антоныч спросил, подмигнув:
— Нарушил компанию?
Кубышка смерила его взглядом:
— А у нас, к вашему сведению, никакой компании нет. К вашему сведению, просто сидим на лавочке.
— Ну-ну, — сказал Антоныч. Потом обратился к белесому пареньку: — Видишь, вот и пришел на ваш костер.
— И правильно! — одобрил тот с преувеличенным воодушевлением: после жалкого разговора с кубышкой ему было приятно хоть что-нибудь произнести решительным тоном.
— По этому случаю не худо бы познакомиться, — сказал Антоныч, — а? Как твое мнение?
— Тут почти все наши, — зачем-то объяснил белесый. — Вот эти вот, у костра, — Олег и Даша. С бутербродами — Раиса. Я — Павлик. А она, — он кивнул на кубышку, — Маша.
— Ну, раз она Маша, — сказал Антоныч, — то и я Коля.
— А отчество? — процедила Кубышка, презрительным тоном отодвигая непрошеного знакомца на положенное его возрасту отдаленное место.
Коля миролюбиво развел руками:
— А отчества в данный момент нет.
— Куда же оно девалось?
Он посмотрел на ее надутую физиономию и позволил себе малость поразвлечься:
— Куда все девалось, туда и отчество. Без него жить легче — вроде еще молодой, все впереди. А то копишь всю жизнь — отчество, деньги, чины, вещички, репутацию, а накопил — глядишь, уже на столе и руки крестом. Без отчества спокойней.
Парень с ведром воды вернулся от реки. Девушки наделали бутербродов. Одна из них крикнула костровому:
— Ну, скоро ты там?
Голос был громкий, начальственный.
— Перебьешься, — ответил парень, возившийся с костром.
Коля негромко посоветовал:
— Шалашик повыше сделай. И к ветру повернись спиной.
Тот, не оборачиваясь, спросил:
— Еще указания будут?
Девушка в вельветовых джинсиках сказала:
— Олег, не заводись. Человек говорит, значит, знает. Ей парень не ответил. Насвистывая демонстративно и зло, он снял куртку и стал махать ею, раздувая пламя. На этот раз прутики взялись, костер, хоть и медленно, разгорался.
Коля спросил белесого Павлика:
— Земляки, что ли?
Тот кивнул:
— Ага. Мы вот трое — я, Даша и Олег. Еще подойдут. Каждый четверг тут собираемся.
— Пикничок?
Парнишка снисходительно усмехнулся:
— Не, у нас сухой закон. Даже вино только по праздникам… Песни поем, разговариваем. Картошку печем.
Кубышка так и сидела между ними, разговор шел как бы сквозь нее. Как вести себя в такой ситуации, она не знала и на всякий случай презрительно оттопырила губы.