Повести. Пьесы
Шрифт:
— Зачем же так? — спросил Батраков с укором. — Все понимаю, виновата. Но дочке нужна же мать?
— Мать нужна, — едко подтвердил парень, — мать всегда нужна. Вот сука — не нужна!
— Ругаться-то зачем?
— А потому что сука — не нужна!
— Дочка же вырастет, — возразил Батраков, не обращая внимания на ругань, — все равно спросит… Ну как девчонке без матери?
— Спросит, — согласился парень, — это уж точно — спросит!
Он словно угрожал кому-то. Потом вдруг быстро пошел в дом.
А вернулся
Пока они шли от дома, Батраков жадно разглядывал Аленку. Курносенькая, волосенки светлые из-под смешного круглого картузика. Парень держал ее за руку, оттого Аленка скособочилась, одно плечишко вылезло, воротник теплой куртки налез на ухо.
Пока что это был чужой ребенок — но частично уже и его. Дочь. Старшая. До времени поживет здесь, так для нее лучше. Ну, а как они с Татьяной обустроятся… Батраков знал себя и знал, что Аленку станет любить, как свою, больше, чем свою, поскольку так будет справедливее. И одевать ее станет, как положено, и обидеть никому не даст, даже Татьяне, потому что ребенка надо воспитывать требовательно, но не обижая.
Он улыбнулся девочке сквозь штакетник и спросил, как ее зовут. Девочка не ответила. Стесняется, подумал он.
Парень отпустил Аленкину руку и сказал хмуро:
— Вон дядя за тобой пришел — пойдешь к нему жить?
— Не-а! — звонко отозвалась девочка, глазенки азартно заблестели. Батраков улыбнулся ей, показывая, что понимает игру.
— А то гляди, если хочешь, — все так же угрюмо предложил парень.
Девочка присела и во всю мочь, подвизгивая, крикнула:
— Не-а!
— Ну? — спросил парень Батракова.
— Так я что, я ж к ней от матери.
— От матери он, поняла? — с нажимом разъяснил девочке парень. — Может, к матери хочешь?
— Не хочу! — уже зло крикнула девочка. — Не хочу к суке!
Ротик у Аленки был маленький, нежный. Батраков, совсем растерявшись, забормотал:
— Ты что, разве можно так? Про мать? Мать же!
— Сука! — с вызовом повторила девочка.
— Ладно, — покорился Батраков, — твое дело расти. Вот вырастешь…
— Домой! — скомандовал парень, и девочка, ткнув его пальцем в рукав, будто в догонялки играла, побежала к дому. Парень повернулся к Батракову: — Еще вопросы будут?
— Маленькая пока, — объяснил Батраков то ли ему, то ли себе, и сердце его сдавилось от жалости к Татьяне.
— Вот, значит, трудовая, — сказал парень и просунул серую книжечку между штакетинами, — вот паспорт…
Батраков взял трудовую, другой рукой потянулся за паспортом. Но, оказалось, рановато. Парень паспорт не отдал, раскрыл и стал глядеть на карточку. Поглядел, покачал головой, странно дернул губами и вдруг, скривившись, плюнул на фотографию а швырнул паспорт через забор.
Батраков посмотрел на малого и крутнул пальцем у виска. Потом нагнулся, вытер карточку о рукав и пошел.
— Эй! — крикнули сзади. Батраков обернулся. Парень
— Ты что, жениться думаешь? — спросил он.
— Как положено, — с достоинством ответил Батраков.
Тот посмотрел почти что с сочувствием:
— Знаешь что, мужик? Ноги есть? Вот и беги подальше, пока живой.
— Обмозгуем, — ответил Батраков, чтобы лишний раз не обижать человека.
Отойдя, раскрыл паспорт. На давней карточке у юной Танюшки была нежная шея и глаза такие, словно вот-вот уйдет в любовный туман. Красивая карточка. Плевать-то на нее зачем?
…Татьяне он сказал, что Аленку не показали.
В понедельник пришлось съездить в район, в милицию. Батраков взял Татьянин паспорт, вышел на шоссейку и голоснул. Близко было, минут двадцать.
В комнате с железным шкафом полный, с сонными глазами капитан спросил Батракова:
— А месяц назад сообщить было нельзя?
— Да я сам… — начал было Батраков, но капитан уже потерял к нему интерес. Вызвал небольшого ладного лейтенантика и приказал:
— Поедешь с гражданином, проверишь. «Москвича» возьми. На обратном пути сгоняешь в совхоз. Гуляй!
Лейтенантик оказался парнем компанейским и дорогой просвещал Батракова:
— Главное, листовку отпечатали. Деньги трачены. И теперь кому-то будет втык. Другой на шлюшку тратится, так хоть чего-то с этого имеет. А тут за что страдать?
Он запнулся, покосился на попутчика и спросил:
— А ты ей кто?
— Да что-то вроде мужа.
Лейтенант присвистнул:
— Вот оно как! Тогда извиняюсь. Тогда, выходит, не шлюшка, а самая передовая в мире советская женщина. Они теперь все передовые, где бы одну отсталую найти…
Батраков спросил, будет ли теперь Татьяне что-нибудь за эту историю. Лейтенантик, сняв пальцы с руля, махнул рукой:
— Чего с ней сделаешь? У нас государство гуманное. Если ты сознательный гражданин, дашь ей метлой по заднице. А нет — тогда придется ограничиться моральным порицанием. Веришь в моральное порицание?
Батраков сказал, что не верит.
— Зря, — осудил лейтенантик, — надо верить. Потому что больше не во что.
До деревни домчали духом. Лейтенантик взял Татьянин паспорт и, глядя на нее, все сверил: личность, паспортные данные и прописку. Потом спросил:
— Сколько в общей сложности отсутствовали?
Татьяна сказала, что с мая.
— Полгода, значит, — подсчитал лейтенант, — срок! Ну, и чем же вы эти полгода занимались?
Она промолчала.
— А телеграмму домой нельзя было дать, чтоб людей зря не беспокоить?
И этот вопрос остался без ответа.
— Ясно. — сказал лейтенант.
Батраков проводил его к маните. Лейтенантик открыл дверцу, оправил шинель, потопал ботинками, стряхивая мусор, и проговорил убежденно:
— Хлебнешь ты с ней, парень.