Повести. Рассказы
Шрифт:
Володя любил ночные разговоры. Сам заваривал чай, обожал церемонию приготовления этого напитка. Полки на кухне были заставлены до потолка банками с чаем, привезенными отовсюду.
И только глубокой ночью, почти на рассвете, когда все расходились и дом затихал, он садился к столу и сочинял стихи. Квартира — своя квартира — появилась у него за пять лет до смерти. Он с любовью обставил ее, купил стол, за которым работал когда-то Таиров, страшно гордился этим. А вообще-то был очень непритязателен в работе. Писал всюду, в любых условиях. Писал
Вот так он жил ежедневно, из года в год… Такой нагрузки не мог выдержать ни один нормальный человек. Где-то в это время в его сознании возникло ощущение близости конца. Вылилось хватающее за сердце: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!» И мне, в разговоре: «Знаешь, я все чаще стал задумываться — как мало осталось!»
Оказалось, он был прав. Осталось мало. А сделать надо было еще много. Хотелось попробовать себя в прозе, сочинить сценарий, пьесу, заняться режиссурой. Виды творчества многообразны, а он был разносторонне одаренным человеком.
И темп жизни взвинтился до немыслимого предела.
Ему говорили: «Володя, остановись!» Улыбался трогательной улыбкой. Все знал. Понимал, что долго этого не выдержать. Хотел и не мог остановить себя. Только иногда, отчаянно: «Чуть помедленнее, кони!»
Нашел в записной книжке такую запись.
«Володя: у меня все наоборот — если утону, ищите вверх по течению».
Откуда это? Так не похоже на Высоцкого. Он был человеком, который твердо знал — куда, ради чего и на что идет. Хотя…
Так хотел сниматься в «Месте встречи…», можно сказать, был зачинателем идеи — сделать фильм по роману Вайнеров, так волновался — утвердят, не утвердят на роль Жеглова, и вдруг…
10 мая 1978 года — первый день съемок. И день рождения Марины Влади. Мы в Одессе, на даче нашего друга. И вот — неожиданность. Марина уводит меня в другую комнату, запирает дверь, со слезами просит: «Отпусти Володю, снимай другого артиста». И Володя: «Пойми, мне так мало осталось, я не могу тратить год жизни на эту роль!»
Как много потеряли бы зрители, если бы я сдался в этот вечер.
Однажды, когда я рассказал этот случай на встрече со зрителями, из зала пришла записка: «А стоит ли год жизни Высоцкого этой роли?»
Вопрос коварный. Если бы год, который заняли съемки, он потратил на сочинение стихов, тогда ответ был бы однозначным: не стоит! Быть поэтом — таково было его главное предназначение в этой жизни! Но у Володи были другие планы, я знал их, и мы построили для него щадящий режим съемок, чтобы он мог осуществить все задуманное: побывать на Таити, совершить гастрольное турне по городам Америки…
* * *
Марина вошла в его жизнь
На родину родителей Марина Владимировна — отсюда на французский манер и Марина Влади — попала во время Первого Московского кинофестиваля. После этого ей часто приходилось бывать в нашей стране — не пропускала интересных спектаклей, фильмов.
В тот приезд, в 67-м году, корреспондент «Юманите» Макс Леон сказал ей: «В Москве сегодня один театр — «на Таганке», и в нем — Высоцкий».
В этот вечер Марина смотрела «Пугачева». После спектакля Володя пел ей.
Недавно я спросил ее:
— Скажи, что он тебе говорил в первый вечер? Марина засмеялась:
— Ты что, не знаешь своего друга? Он же такой наглец был. Сразу сказал: будешь моей женой! Я только посмеялась тогда…
Эта встреча должна была произойти, и она произошла.
Осенью 68-го мы с Володей у Стругацких. Вышли на балкон.
— У меня обалденный роман.
— С кем?
— С Мариной Влади.
Любовь. Вспыхнувшая не сразу, но крепнущая день ото дня, обогатившая обоих. Когда Марины нет в Москве — телефонный роман с Парижем. «Стала телефонистка мадонной…» Спустя несколько лет они поженились. Теперь он уж не мог петь: «Париж открыт, но мне туда не надо!» Теперь — надо.
Это была красивая, длившаяся много лет духовная связь двух бесконечно талантливых людей. Марина пыталась замедлить его бешеный темп — вдвоем трудно так быстро нестись по жизни. Отчасти ей это удалось. Во всяком случае, она продлила ему жизнь. За два дня до смерти он написал в открытке, которую не успел послать: «Я жив 12 лет тобой…»
* * *
Он давно подумывал о режиссуре. Хотелось на экране выразить свой взгляд на жизнь. Возможность подвернулась сама собой. Мне нужно было срочно уехать на фестиваль, и я с радостным облегчением уступил ему режиссерский жезл.
Когда я вернулся, группа встретила меня словами: «Он нас измучил!»
Шутка, конечно, но, как в каждой шутке, тут была лишь доля шутки. Привыкших к долгому раскачиванию работников группы поначалу ошарашивала его неслыханная требовательность. Обычно ведь как? «Почему не снимаем?» «Тс-с, дайте настроиться. Режиссеру надо подумать». У Высоцкого камера начинала крутиться через несколько минут после того, как он входил в павильон. Объект, рассчитанный на неделю съемок, был «готов» за четыре дня. Он бы в мое отсутствие снял всю картину, если бы ему позволили.