Повести
Шрифт:
Другие писали более подробно - о том, что множество солдат отморозили себе руки и ноги, а иные и вовсе замерзли, особенно из числа тех, кто слишком согревался русским вином.
В середине февраля шведская пехота вступила в слободу Коломак, откуда открывался "великий шлях" прямо на Харьков. То была часть древней Муравской дороги; татары ходили по ней из Крыма в Москву.
Она пролегала вдоль левого берега Ворсклы, ее защищали крепости, и сильнейшей из них являлась Полтава. Путь этот вел на Харьков - Белгород Ливны - Тулу и выводил на окские
Исстари говорилось, что между Ворсклою и Донцом "иной дороги нет".
Были еще другие пути; они вели с берегов Псла, но их хорошо прикрывала русская армия. В течение всей зимы Карл упорно пытался обойти ее и для этого уходил все дальше на юг.
Но русские искусно передвигались.
К началу весны главные силы их заслонили Белгород, ибо шведы стремились туда, чтобы, взяв эту крепость, открыть себе путь в глубь страны.
Слава продолжала кружить голову Карлу. Вскоре по вступлении в Коломак он сказал Гилленкроку:
– Узнайте, какие дороги ведут в Азию.
– Азия далеко отсюда, - ответил советник, - и совсем не в этой стороне.
– Нет, - возразил король, - Мазепа сказал мне, что она близко. А мы должны идти туда, чтобы можно было сказать: "Мы были в Азии!"
Гилленкрок не выдержал:
– Ваше величество изволите шутить со мною! Вы, конечно, не думаете о таком походе!
– Я не шучу, - сказал король спокойно.
– Вы должны осведомиться о дорогах туда...
Гилленкрок разыскал Мазепу, вступившего в Коломак с отрядом казаков, и передал вопрос Карла.
– А на що вона менi здалась - та дорога?
– произнес Мазепа, прищурясь.
Гилленкрок посмотрел в упор:
– Вы говорили королю, будто Азия близко.
Мазепа очень встревожился и признался, что пошутил...
И в Азию идти не пришлось. Не пришлось и продвинуться дальше, по большой Муравской дороге. Вскрылись реки. Началось половодье. В грязи тонули обозные фуры. А главное, перед войсками встала преграда, которую весьма нелегко было взять.
Между речками Коломаком и Можью открылась сильная позиция русских, запиравшая путь к Белгороду. Это был узкий, шириною в три километра, проход; его стесняли болота и леса.
Штурмовать его в оттепель было невозможно. И Карл повернул назад, чтобы овладеть оборонительной линией Ворсклы, втянуть русские войска в битву и, только выиграв ее, атаковать коломакский проход.
Адлерфельд, придворный историк, писал: "Его величеству Карлу XII не оставалось другого средства, как дать сражение". При удаче шведы смогли бы возобновить свой марш на восток либо спокойно отступить в Польшу без боязни, что их станут преследовать русские войска.
Между Пслом и Ворсклой Карл собрал свои силы. Они сильно растаяли за зиму. От общего числа - пятидесяти тысяч (включая и корпус Левенгаупта) теперь насчитывалось не более тридцати.
Тем временем половина русской армии, под начальством Меншикова, сосредоточилась у Ахтырки, на берегу Ворсклы, а другая, под начальством Шереметева, - на берегу
Почти девять лет избегал русский царь решительной встречи со шведами; считая всякую битву "зело опасным делом", он старался обеспечить себе победу, снаряжая, обучая и дисциплинируя свои войска.
В "деле" под Лесной стало ясно, что время для этой встречи настало.
"Сия победа, - говорил Петр, - может первой назваться... тут первая солдатская проба была".
Но Карл плохо знал, насколько возросла сила противника, или, вернее, ничего не хотел знать об этом. Шведский король боялся лишь одного: как бы Петр не уклонился от битвы, и мечтал о часе, когда войска встретятся один на один...
Главную свою квартиру шведы расположили в селе Будищи - к северо-западу от Полтавы. Вскоре после начала осады Карл подъехал к крепости, чтобы осмотреть укрепления. Его сопровождал, как всегда, Гилленкрок.
– Полтава - крепость ничтожная, - объявил король.
– Крепость, конечно, не из сильных, - заметил его спутник, - но по многочисленности гарнизона она не слаба.
Король настаивал:
– После первого выстрела они сдадутся.
Советник не уступал:
– Такая случайность вряд ли возможна.
– Говорю вам, что дело не дойдет до штурма. Мы совершим необыкновенное дело и приобретем честь и славу.
– Не знаю, необыкновенное ли это дело. Я только страшусь необыкновенного окончания его...
Первого апреля шведы пошли на штурм Полтавы, но отступили. Ее укрепления - земляной вал с деревянной "одеждой" и бревенчатый палисад были недавно усилены. Город защищали четыре с лишним тысячи испытанного войска и две тысячи шестьсот вооруженных полтавчан.
На виду у крепости расположились шведы. Часовые расхаживали на валах, зорко следили за врагом и протяжно перекликались: "Добрый хлеб!" - "Доброе пиво!" В ночное время за щведскими окопами наблюдали с помощью светящихся бомб.
Третьего и четвертого числа штурм повторился и также не принес врагу успеха. В течение апреля гарнизон отбил еще четыре приступа и произвел двенадцать вылазок. К концу месяца шведы подвели под крепостной вал подкоп и заложили порох, но осажденные через встречный подкоп вынули его.
В начале мая Меншикову удалось провести в Полтаву крупный вспомогательный отряд.
Ночью девятьсот русских солдат, одетых в шведские мундиры, под начальством бригадира Головина перебрели через топь и подошли к вражеским окопам. На окрик: "Кто идет?" - Головин ответил по-немецки: "Команда для осадных работ".
Шведы пропустили смельчаков и только тогда поняли свою ошибку. Отряд штыками продолжал путь к воротам крепости и проник в город. Узнав об этом, Карл пришел в ярость: обнажив шпагу, он кричал, что прозевавшие отряд достойны смерти, и, стиснув зубы, произнес: