Повести
Шрифт:
– Посмотрите.
– Только сразу договоримся: никаких героических актов. Там, где больно, говори «больно». Мне это очень важно. Понял?
– М-гу.
И пальцы Гервасия Васильевича осторожно стали скользить по левому плечу Волкова. Где-то задержались, мягко ощупывали какое-то место и продолжали скользить дальше, к локтю. Потом снова возвращались назад и еще медленнее проходили путь, уже однажды пройденный.
– Больно?
– Да.
– Очень?
– Очень.
– А здесь?
– Нет.
– Совсем не больно?
– Совсем.
– М-да…
– Что, плохо?
– спросил Волков.
–
– Гервасий Васильевич вынул пачку «Казбека» и стал разминать папиросу, глядя в упор на Волкова.
– А мне можно курить?
– спросил Волков.
Гервасий Васильевич подумал и с деланным равнодушием сказал:
– Кури.
Он размял папиросу и сунул ее в рот Волкову. Затем оглянулся на дверь и чиркнул спичку.
Волков прикурил и улыбнулся.
– Ты мне поулыбайся, - сказал Гервасий Васильевич.
– Придет старшая сестра - не до улыбок будет… И мне и тебе влетит…
Он разогнал дым рукой и еще раз оглянулся на дверь.
– Не влетит - она в вас влюблена, - сказал Волков и закашлялся.
– Это у тебя от температуры, - презрительно сказал Гервасий Васильевич.
– Так и называется: температурный бред.
– Влюблена… Чтоб мне сдохнуть!
– рассмеялся Волков.
– Ни в коем случае!
– испугался Гервасий Васильевич.- Ты мне все показатели по отделению испортишь!
– А у вас разве смертельные исходы не планируются?
– спросил Волков.
– Прекрати сейчас же, - рассердился Гервасий Васильевич.
– А то заберу папиросы и уйду…
– Нет, правда, - зло сказал Волков.
– Вроде как усушка, утруска. В винно-водочных отделах даже специально несколько бутылок лишних полагается - «на бой посуды»!
– Ты пьешь?
– Пью.
– Много?
– Гервасий Васильевич с интересом посмотрел на Волкова.
– Нормально… Как все. Гервасий Васильевич, я знаю, о чем вы думаете!
– О чем?
– весело спросил Гервасий Васильевич.
– Сейчас.
– Волков слегка отдышался, проглотил слюну и, не отрывая глаз от лица Гервасия Васильевича, сказал: - Вы, когда вошли в палату, все думали: «Как бы это сказать Волкову про ампутацию?..» Дескать, не дрейфь, брат Дима, и без руки люди на свете живут и, дескать, пользу приносят… Ну там два-три примера из классико-революционной литературы или еще что-нибудь. А, Гервасий Васильевич?
Гервасий Васильевич снял очки и стал разглядывать их на свет.
– Точно, да, Гервасий Васильевич?
– испугался Волков.
– Ты только без нервов, - жестко сказал Гервасий Васильевич.
Он протер очки полой халата и надел их на нос.
– Что-то я, конечно, думал…- неуверенно проговорил он.
– Человеку это свойственно… Вот и я думал. Я все, сынок, думаю, как ее, подлой, избежать. Вот о чем я думаю. А ты психуешь. Ухудшаешь и без того паршивое свое состояние. И этим очень мешаешь мне тебя лечить. А ты мне помогать должен. Понял?
В палату вошла сестра с профессионально-скорбным лицом. В одной руке она держала шприц с иглой вверх, а в другой - ватку, пахнувшую спиртом.
Гервасий Васильевич разогнал дым рукой:
– Подставляй зад, Волков!
Когда сестра ушла, Волков подождал, пока затихнут ее шаги в коридоре, и сказал:
– В сорок четвертом в госпитале со мной рядом лежал Мишка Сиротин. Он перед самой выпиской простудился. И
Гервасий Васильевич тоскливо посмотрел на Волкова, открыл пачку «Казбека» и спросил:
– Курить будешь?
– Нет, - ответил Волков, не сводя глаз с Гервасия Васильевича.
Гервасий Васильевич закурил сам и скучным голосом спросил Волкова:
– Слушай, сынок, ты знаешь, что такое «право сеньора»?
– Знаю. Это когда первая брачная ночь…
– Ни черта ты не знаешь, - перебил Гервасий Васильевич.
– «Право сеньора» - это в первую очередь безнаказанность. Сознание собственной исключительности… Гарантия безопасности. Это не только первая брачная ночь с женщиной, предназначенной другому, это и ненаказуемое хамство с подчиненными, лживость чиновников и истеричность тяжелобольных… Все это в одинаковой степени гнусно.
– Спасибо, - упавшим голосом сказал Волков.
– Кушай на здоровье, - так же скучно ответил Гервасий Васильевич.
– Кушай и постарайся никогда не пользоваться этим правом. Кем бы ты ни был: тяжелобольным подчиненным или очень здоровым начальником…
– Подозрительность, наверное, приходит с возрастом… Да, Гервасий Васильевич?
– попробовал Волков перевести разговор в ироничное состязание.
Но Гервасий Васильевич не принял предложенной ему схемы и сказал:
– Я не знаю, что приходит с возрастом. Для этого я еще недостаточно приподнялся над собой и своим возрастом… Зато я почти точно знаю, что с возрастом уходит.
Волков закрыл глаза, повернул голову набок и прижался щекой к подушке. Гервасий Васильевич взял Волкова за правую кисть и прислушался к его пульсу.
– Простите меня, Гервасий Васильевич, - сказал Волков, не открывая глаз.
– Ладно, давай о другом, - сказал Гервасий Васильевич.
Ночью Волков попытался представить себя без руки. Он перебирал десятки дел, для выполнения которых отсутствие левой руки не станет большим препятствием. Но это были дела и профессии, до сих пор неведомые Волкову. Все нужно будет начинать с азов, с самой низшей ступени. А для этого может просто не хватить сил. Тем более что стоило ему мысленно проследить цепь элементарно механических движений для того или другого случая, как он печально убеждался в том, что природа, создавая человека, не позволила себе ничего лишнего…