Повести
Шрифт:
холодного воздуха. Пожилой, с коротко подстриженной бородой человек, сидевший за столом в
наброшенном на плечи тулупчике, поднял седую голову. На его широком, непривычно освещенном снизу
лице коротко блеснул недовольный взгляд, тут же, однако, и потухший под низко опущенными седыми
бровями.
– Добрый вечер, - со сдержанной вежливостью поздоровался Рыбак.
Конечно, можно бы и без этого приветствия немецкому прислужнику, но Рыбаку не хотелось сразу
начинать
только еще раз, уже без всякого любопытства, поглядел на них.
Сзади все несло холодом - Сотников неумело громыхал дверью, тщетно стараясь захлопнуть ее.
Рыбак обернулся, с привычным пристуком закрыл дверь. Хозяин наконец медленно выпрямился за
столом, не меняя, однако, безучастного выражения на лице, будто и не догадывался, кто они, эти
непрошеные ночные пришельцы.
– Ты здешний староста?
– официально спросил Рыбак, вразвалку направляясь к столу. В трофейных
его сапогах было скользко с мороза, и он невольно сдерживал шаг.
112
Старик вздохнул и, наверно поняв, что предстоит разговор, закрыл толстую книгу, которую перед тем
читал у коптилки.
– Староста, ну, - сказал он ровным, без тени испуга или подобострастия голосом.
В то время в запечье послышался короткий шорох, и из-за занавески, поправляя на голове платок,
появилась маленькая, худенькая и, видно по всему, очень подвижная женщина - наверно, хозяйка этой
избы. Рыбак снял с плеча и приставил к ногам карабин.
– Догадываешься, кто мы?
– Не слепой, вижу. Но ежли за водкой, так нету. Всю забрали.
Рыбак со значением взглянул на Сотникова: старый пень - не принимает ли он их за полицаев?
Впрочем, так, может, и лучше, подумал он и, сохраняя добродушную невозмутимость, сказал:
– Что ж, обойдемся без водки.
Староста помолчал, будто размышляя над чем-то, подвинул на край стола миску с коптилкой. На полу
стало светлее.
– Если так, садитесь.
– Ага, садитесь, садитесь, детки, - обрадовалась приглашению хозяина женщина. Подхватив от стола
скамейку, она поставила ее у печки, в которой, видно было, догорали на ночь дрова.
– Тут будет теплее,
наверно же, озябли. Мороз такой...
– Можно и присесть, - согласился Рыбак, но сам не сел - кивнул Сотникову: - Садись, грейся.
Сотникова не надо было уговаривать - он тотчас опустился на лавку и прислонился спиной к
побеленному боку печи. Винтовку держал в руках, будто опирался на нее, пилотку на голове не поправил
даже - как была глубоко насунута на примороженные уши, так и осталась. Рыбаку тем временем
становилось все теплее,
за столом с независимо-бесстрастным видом, а хозяйка, сложив на животе руки, настороженно и
трепетно следила за каждым их движением, «Боится», - подумал Рыбак. Следуя своей партизанской
привычке, он, прежде чем сесть, прошелся по избе, будто невзначай заглянул в темный запечек и
остановился возле красного фанерного шкафа, отгораживавшего угол с кроватью. Хозяйка уважительно
отступила в сторону.
– Там никого, детки, никого.
– Что, одни живете?
– Одни. Вот с дедом так и коптим свет, - с заметной печалью сказала женщина. И вдруг не
предложила, а как бы запросила даже: - Может, вы бы поели чего? Верно ж, голодные, а? Конечно, с
мороза да без горячего...
Рыбак улыбнулся и довольно потер озябшие руки.
– Может, и поедим. Как думаешь? - с деланной нерешительностью обратился он к Сотникову. -
Подкрепимся, если пани старостиха угощает. .
– Вот и хорошо. Я сейчас, - обрадовалась женщина.
– Капусточка, наверно, теплая еще. И это... Может,
бульбочки сварить?
– Нет, варить не надо. Некогда, - решительно возразил Рыбак и искоса взглянул на старосту, который,
облокотясь на стол, неподвижно сидел в углу.
Над ним, повязанные вышитыми полотенцами, темнели три старинные иконы. Рыбак тяжело протопал
сапогами к простенку и остановился перед большой застекленной рамой с фотографиями. Он
умышленно избегал прямо взглянуть на старосту, чувствуя, что тот сам, не переставая, втихомолку
наблюдает за ним.
– Значит, немцам служишь?
– Приходится, - вздохнул старик.
– Что поделаешь!
– И много платят?
Дед не мог не почувствовать явной издевки в этом вопросе, но ответил спокойно, с достоинством:
– Не спрашивал и знать не хочу. Своим обойдусь.
«Однако!
– заметил про себя Рыбак.
– Видно, с характером».
В березовой раме на стене среди полдюжины различных фотографий он высмотрел молодого, чем-то
неуловимым похожего на этого деда парня в гимнастерке с артиллерийскими эмблемами в петлицах и
тремя значками на груди. Было в его взгляде что-то безмятежно-спокойное и в то же время по-молодому
наивно уверенное в себе.
– Кто это? Сын, может?
– Сын, сын. Толик наш, - ласково подтвердила хозяйка, останавливаясь и через плечо Рыбака
заглядывая на фото.
– А теперь где он? Не в полиции случайно?
Староста поднял нахмуренное лицо.
– А нам откуда знать? На фронте был...