Повести

Быков Василий Владимирович

снаряд из танка будет его. Впереди живых, наверное, уже не осталось, последним притащился оттуда и

упал, обливая кровью станину, командир полка; рядом в канаве бахали из карабинов несколько бойцов -

метили в танковые щели. Возле ящиков уткнулся головой в землю заряжающий Коготков, сзади никого

больше не было. Тогда Сотников на четвереньках сам бросился к снарядному ящику. Однако он не успел

доползти до него, как сзади оглушающе грохнуло, тугая

волна взрыва распластала его на булыжнике, и

черное удушливое покрывало на несколько долгих секунд закрыло собой дорогу. Задохнувшись от земли

и пыли, он краешком сознания все же почувствовал, что жив, и тут же под лавой земляной трухи, которая

низринулась сверху, рванулся к орудию. Но гаубица уже немощно скособочилась на краю воронки, ствол

взрывом свернуло в сторону, смрадно горела резина колесного обода. И тогда он понял, что это конец.

Он плохо еще соображал, сам уцелел или нет, но чувствовал, что оглох: взрывы вокруг ушли за

непроницаемую толстую стену, другие звуки все разом исчезли, в голове стоял протяжный болезненный

110

звон. Из носа показалась кровь, он грязно размазал ее по лицу и сполз с дороги в канаву. Напротив, за

вербами, тяжело переваливаясь на гусеницах, шел, наверно, тот самый, подбивший его танк. Свежий

утренний ветер стлал черные космы дыма от пылающего трактора, жирно воняло соляркой и тротилом

от взрывов, дымно тлела гимнастерка на плече уже неживого командира полка.

Потрясенный неожиданностью разгрома Сотников минуту осоловело смотрел на ползущие за дорогой

немецкие танки, их номера и черно-белые, выбитые по трафарету кресты. И тогда кто-то дернул его за

рукав, он повернул голову - рядом появилось запачканное сажей и кровью лицо старшины батареи,

который что-то кричал ему и показывал рукой в тыл, куда по канаве бежали бойцы.

Они вскочили и сквозь вонючий дым над дорогой, пригнувшись, также побежали туда...

3

Рыбак обошел мысок мелколесья и остановился. Впереди, на склоне пригорка, в едва серевшем

пространстве ночи, темнели крайние постройки деревни. Как она выглядела отсюда, Рыбак уже не

помнил: когда-то, в начале осени, они проходили стороной по дороге, но в деревню не заходили.

Впрочем, сейчас это его мало заботило - важнее было определить, нет ли там немцев или полицаев,

чтобы ненароком не угодить в западню.

Он недолго постоял возле кустарника, прислушиваясь, но ничего подозрительного в деревне вроде не

было слышно. Донеслось несколько разрозненных, приглушенных ночью звуков лениво протявкала

собака.

По-прежнему упруго и настойчиво дул ветер, тихо посвистывая рядом в мерзлых ветвях, пахнуло

дымом - где-то, наверно, топили. Тем временем сзади подошел Сотников и, остановившись, тоже

всмотрелся в сумерки.

– Ну что?

– Вроде тихо, - негромко сказал Рыбак.
– Пошли помалу.

Было бы удобнее и короче свернуть к крайней в этой деревне избушке, что темнела невдалеке, по

самые окна увязнув в сугробе, - там начиналась улица. Но возле крайней всегда больший риск

напороться на неприятность: в конце улицы обычно заканчивают свой маршрут караульщики и патрули,

там же устраивает засады полиция. И он свернул по снегу в сторону. Вдоль проволочной в две нитки

ограды они перешли лощинку, направляясь к недалеким постройкам, тесно сгрудившимся в конце

огородов на отшибе. Это было гумно. Там еще постояли минуту за растрескавшимся углом пуньки или

тока с продранной крышей, прислушались, и Рыбак с оглядкой вышел на пригумье. Отсюда было рукой

подать до низенькой, сиротливо покосившейся избушки при одном сарайчике, куда вела утоптанная в

снегу тропинка. Рыбак сделал по ней два шага, но тут же соступил в снег - на тропке пронзительно

заскрипело под сапогами. За ним принял в сторону Сотников, и они пошли так, по обе стороны стежки, к

избе.

Они еще не достигли сарайчика, как до их слуха явственно донесся стук - во дворе кто-то рубил

дрова, рубил вроде бы с неохотой, вполсилы. Рыбак обрадовался: если рубят дрова - значит, в деревне,

наверно, все тихо, чужих нет. К тому же не надо стучать в окно, проситься впустить - обо всем можно

будет расспросить дровосека. Правда, он тут же подумал, что неосторожностью можно спугнуть

человека - завидев чужих, запрется, тогда попробуй его вытащить из избы. И он как можно тише обошел

сарайчик, переступил через концы брошенных на снегу жердей и вышел из-за угла.

В темновато-серых сумерках двора у ограды кто-то возился с поленом. Он не сразу понял, что это

женщина, которая, заслышав сзади шаги, вдруг испуганно вскрикнула.

– Тихо, мамаша!
– негромко сказал Рыбак.

Растерявшись, она замерла перед ним - низенькая пожилая тетка в грубом, толсто повязанном на

голове платке - и не могла вымолвить слова. Рыбак из предосторожности взглянул на ведущую в сени

дверь, та была закрыта, больше во дворе вроде никого не было. Впрочем, он не очень и опасался - он