Повести
Шрифт:
человек в полосатом, руки его, кажется, были связаны за спиной, и двое конвоиров, когда он
остановился, толкнули его в спину. Это был сумасшедший.
Немцы сразу оживились и с гиканьем кинулись вверх.
– Ну что ж, - сказал Иван.
– Ты только не бойся. Не бойся. Пусть идут!
Чтобы не мешала тужурка, он надел ее в рукава и достал из кармана пистолет. Джулия застыла в
молчании. Брови ее сомкнулись, на лицо легла тень упрямой решимости. Он взглянул на девушку,
страха в ее глазах не увидел. Она уже отдышалась, и от недавней тревоги в темных больших глазах
осталась лишь печаль обреченности.
– Пошли! Пусть бегут - запарятся!
– Шиссен будет?
– удивленно спросила Джулия, будто только теперь поняла, что им угрожает.
– Стрелять далеко. Пусть стреляют, если патронов много.
Действительно, немцы пока не стреляли, они только кричали свое «хальт!», но беглецы торопливо
поднимались выше, к зарослям стланика. Оправившись от первого испуга, Джулия опять стала
подвижной, быстрой, внимательной и, казалось, готовой ко всему.
– Пусть шиссен! Я не боялся. Пусть шиссен!
– говорила девушка.
45
Непрестанно оглядываясь, она подбежала к Ивану и взяла его за руку. Он благодарно пожал ее
холодные пальцы и не выпустил их.
– Иванио, эсэсман шиссен - ми шиссен! Ми нон лягер, да? Да?
Он озабоченно шевельнул бровью.
– Конечно. Ты только не бойся.
– Я не бойся. Руссо Иван не бойся - Джулия не бойся.
Он не боялся. Слишком много пережил он за годы войны, чтобы и теперь бояться. Как только немцы
обнаружили их, он почувствовал странное облегчение и внутренне подобрался: в хитрости уже отпала
надобность, теперь только бы дал бог силы. И еще, конечно, чтобы рядом оставалась Джулия. С этого
момента начинался поединок в ловкости, меткости, быстроте - надо было удирать и беречь силы, не
подпустить немцев на выстрел, пробиваться к облакам, с ночи неподвижно лежащим на вершинах гор, и
там оторваться от преследователей. Иного выхода у них не было.
23
Наконец они добрались до стланика, но прятаться в нем не стали - в укрытии уже не было
надобности. Осыпая ногами песок и щебень, хватаясь руками за колючие ветви, Джулия первой влезла
на край крутой осыпи и остановилась. Иван, с усилием занося больную ногу, карабкался следом. На
самом крутом месте, у верха обрыва, он просто не знал, как ступить, чтоб выбраться из-под кручи: так
болела нога. Тогда девушка, став на колени, протянула ему свою тоненькую слабую руку. Он взглянул на
синие прожилки вен на ее запястье и сделал еще одну попытку вылезти самому - разве она смогла бы
вытащить
настойчиво подхватила его под мышку, поддержала, и он в конце концов взвалил на край обрыва свое
отяжелевшее тело.
– Скоро, Иванио, скоро! Эсэс!
Действительно, немцы догоняли их: самые проворные уже перешли луг и карабкались по крутизне;
остальные старались не отставать. Последним, со связанными за спиной руками, спотыкаясь, брел
сумасшедший, которого подталкивал конвоир. Кто-то из передних, увидев беглецов возле стланика,
закричал и выпустил очередь из автомата. Выстрелы протрещали в утреннем воздухе и, подхваченные
эхом, гулко раскатились по далеким ущельям. Иван оглянулся - конечно, до немцев было далековато, а
когда снова шагнул вперед, чуть не наткнулся на Джулию, лежавшую на склоне.
– Ты что?
– Нон, нон! Нон эршиссен!
– оглядываясь с радостным блеском в глазах, сказала она и вскочила. Лицо
ее загорелось злым озорством. - Сволячи эсэс! - звонким, негодующим голосом закричала она на
немцев.
– Фарфлюхтер! Швайн!
– Ладно, брось ты!
– сказал Иван. Надо было беречь силы. Что пользы дразнить этих сволочей? Но
Джулия не хотела просто так умирать - злость и наболевшие обиды пересиливали всякое благоразумие.
– Гитлер капут! Гитлер кретино! Ну, шиссен, ну!
Немцы выпустили еще несколько очередей, но беглецы были намного выше преследователей, и в
таком положении - Иван это знал - согласно законам баллистики попасть из автоматов было почти
невозможно. Это почувствовала и Джулия - то, что вокруг не просвистело ни одной пули, вызвало у нее
ликование.
– Ну, шиссен! Шиссен, ну! Фашисте! Бриганти!37
Она раскраснелась от бега и азарта, глаза ее горели злым черным огнем, короткие густые волосы
трепетали на ветру. Видимо исчерпав весь запас бранных слов, она схватила из-под ног камень и,
неумело размахнувшись, швырнула его. Подскакивая, он покатился далеко вниз.
От обрыва первым полез вверх Иван. Кое-как они карабкались вдоль стланика, подъем становился
все круче. Черт бы их побрал, эти заросли. Хорошо, если бы они были там, внизу, где еще можно было
укрыться от погони, а теперь они только мешали, кололись, цеплялись за одежду. Лезть же через них
напрямик было просто страшно - так густо переплелись жесткие, как проволока, смоляные ветки. То и
дело бросая тревожный взгляд вверх, Иван искал более удобного пути, но ничего лучшего тут не было.