Повести

Быков Василий Владимирович

Тогда что ж - возвращаться с неизрасходованной взрывчаткой, не истратив ни одной гранаты? Опять

тащить на себе чертовы бутылки с КС и дрожать, чтобы какой-нибудь фриц, пустив сдуру очередь,

ненароком не задел их пулей. И это - потеряв половину группы. С тяжелораненым в волокуше. И в итоге

в таком отвратительном виде полного неудачника предстать перед пославшим его генералом. Что

лейтенант скажет ему?

– Да-а, положеньице...

Ивановский зачерпнул горсть снега, пожевал

и сплюнул. Как всегда после бессонной ночи, во рту

долго не проходил противный металлический привкус. Почему-то слегка поташнивало. И даже вроде

знобило. Хотя знобило, возможно, от усталости и потери крови.

– У тебя бинт есть?
– спросил лейтенант Пивоварова. Тот, сняв варежку, начал ощупывать брючные

карманы, а лейтенант поднялся с пенька.

– Давай помоги вот, - сказал он, расстегнув брюки и думая, что теперь уж не имеет большого смысла

скрывать нелепое свое ранение.

– Что, ранило?

– Зацепило ночью. Вот черт, все сочится...

Не удивительно, что Пивоваров испугался: белые кальсоны лейтенанта и его ватные брюки - все было

густо залито и перепачкано подсохшей кровью. С внешней стороны бедра из небольшой касательной

ранки быстро сползла к колену темно-бурая струйка крови.

– Давай! Обмотай. Да потуже.

– Доктора надо.

– Какой еще доктор! Вот ты и будешь доктором.

Было видать, что Пивоваров встревожился ранением командира больше, чем исчезновением базы.

Присев рядом, боец не очень умело обмотал бинтом ногу и крепко связал концы собачьим узлом.

– Не сползла чтоб.

78

– Ладно. Пока подержится.

Старый окровавленный бинт Ивановский отбросил на снег, подтянул брюки, завязал тесемку

перепачканных маскировочных шаровар. Пивоваров пристегивал лыжи. Судя по его вполне спокойному

виду, неудача с базой никак не отразилась на его настроении, и лейтенант в душе позавидовал выдержке

бойца. Впрочем, бойцу что - с бойца спрос невелик.

– Что вот теперь хлопцам сказать? - озабоченно спросил командир, почувствовав желание

посоветоваться, чтоб хоть как-то разрядить свою подавленность.

– А так и сказать. Что ж такого, - просто ответил Пивоваров.

– Что немцы нас провели?

– Ну а что ж! Раз провели, значит, провели.

– Да, видно, ты прав, - подумав, сказал лейтенант.
– Надо по правде. Только куда вот дальше?

– А вы посмотрите на карту, - посоветовал боец.

Святая простота. Пивоваров, видимо, полагал, что на военной карте все обозначено. Точно так же

считали, бывало, и деревенские тетки, глядя, как командир разворачивает карту, и удивлялись, когда тот

спрашивал, как называется эта деревня или сколько километров до города. Видимо, так думал теперь

и

Пивоваров.

Впрочем, лейтенант нервничал и, кажется, начинал злиться, все-таки болела потревоженная рана и

было отвратительно на душе. Он все еще не имел ясного представления о том, что предпринять. Он

невидяще глядел вниз, на покатое белое поле с дальним кустарником, пока мысль о бойцах,

оставленных за дорогой, не подогнала его, побуждая к действию.

Тогда он оттолкнулся палками и быстро пошел прежней лыжней вниз.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Пока пробирались знакомой дорогой в кустарнике, Ивановский, не столько успокоясь, сколько

привыкая к своей неудаче, пытался разобраться в себе и решить, как действовать дальше. Конечно,

исчезновение базы делало ненужной всю его вылазку, и было до слез обидно за все их напрасно

потраченные усилия. Жаль было погибших ребят, умирающего Хакимова, но теперь его все больше

начал донимать вопрос, как эту свою неудачу объяснить в штабе. Слишком уж врезались в память

лейтенанта их совсем не военные проводы, короткое генеральское напутствие во дворе дома с

высокими ставнями... Сынки! Вот тебе и «сынки»! Раззявы, растяпы чертовы, пока собирались, пока

плутали в ночи, пока дрыхли во рву, база бесследно исчезла.

Противное положение, ничего больше не скажешь, думал Ивановский, непрестанно морщась как от

зубной боли. Он уже не уклонялся от колючих ветвей кустарника - шел напролом, чуть только сгибаясь, и

думал, что лучше бы генерал отругал его в самом начале да отправил на проверку в Дольцево, чем

вникать в тот его злосчастный доклад. А уж если было принято такое решение, то лучше бы начштаба

жестко приказал ему относительно этой базы или даже пригрозил трибуналом на случай невыполнения

приказа, чем так вот: сынки, на вас вся надежда. Что ему делать теперь с этой надеждой? Куда он с ней?

Эта безотрадная мысль ворошила, будоражила его сознание, не давала примириться с неудачей и

побуждала к какому-то действию. Но что он мог сделать?

Перейти шоссе снова оказалось непросто - еще издали стала видна сплошная лавина запрудивших

его войск - шла, наверно, какая-то пехотная часть - колонны устало бредущих солдат, брички, повозки,

изредка попадались верховые; во втором ряду ползли машины и тягачи с пушками на прицепе. Густой

этот поток безостановочно двигался на восток, к Москве, и у лейтенанта в недобром предчувствии

сжалось сердце - опять! Опять, наверное, наступают, возможно, прорвали фронт. . Бедная столица,

каково ей выстоять против такой силы! Но, наверно, найдется и у нее сила, должна найтись. Иначе зачем