Повести
Шрифт:
— Мне сейчас не до этого мерзавца, нужна солярка!
— А где её взять, — развел руками Воронцов, — отработались.
— Не паникуй, — перебил его Семён, — делаем так! Десятикубовые ёмкости на сани, и ты завтра поедешь с пятью тракторами на соседний участок. Там есть лишнее топливо. Другого выхода не вижу.
— Где сани брать?
— За ночь сделаем. Брось весь свободный от промывки народ на монтаж. Ёмкости увязать катанкой, сварить водилины — и вперёд!
На следующее утро Воронцов выехал на вездеходе впереди санного поезда. На последней солярке работали землесосы,
На участке появились «частные» детективы, пытаясь самостоятельно найти виновника. Максимыч наседал на Носова, изводил его подозрениями. Акулин сформировал сыскное бюро из Томаса, Васи Заики и других ребят — расспрашивали всех старателей.
Ковалёв с тревогой следил за событиями, пресекая наиболее ретивых «сыщиков», боясь, что они могут устроить самосуд.
Виновника нашел Фомич. Указал во время обеда на Мирчо Пынзаря.
— Вот этот парень сотворил пакость!
Пынзарь, от неожиданности, уронил ложку.
— Чего плетёшь, дед? Ты меня у ёмкостей видел?
— Видал, милой! Ты ходил ночью за тросом в посёлок, для лебёдки бульдозера. Ворочался назад, остановился у края заправки, положил на снег запасовку, открыл задвижки и подался к своему трактору. Так ить?
В столовой была мёртвая тишина. Все смотрели на поникшего Мирчо.
— Зачем тебе было это нужно, Пынзарь? — прервал молчание Ковалёв.
— До дому соскучился. Думал, если солярки не будет, всех отпустят. Не нужна нам переходящая вскрыша! Зачем мы будем работать, для других, на следующий год? Может быть, мы не приедем сюда, — он умоляюще посмотрел на сидящих за столами, но видел на лицах только холодное презрение.
— Ду-у-урак! — Фомич стукнул говорившего ложкой по лбу. — Не видал я тебя у заправки. След на свежем снежке нашел от троса и узнал, кто ночью менял запасовку. Решил проверить, а ты и сознался. По бабе соскучился?
Так все мы соскучились, молокосос. Всё, до копейки, ты теперь за эту солярочку отдашь, понял? От дурак.
Повар обошел раздачу и двинулся к Мирчо. Семён поднялся, боясь драки, но краснобородый повар легко отстранил начальника рукой: "Не на-а-адо", вырвал у Пынзаря миску, полную борща:
— Катись отсель, гнида. Пришибу! К столовой на сто метров не подходи. Ну!
Мирчо суетливо вскочил из-за стола и бросился к двери, повар, всё же, не вытерпел, дал ему пинка под зад с такой силой, что тот вылетел на улицу.
— Не бейте его, ребята, — скромно обратился повар к сидящим, — не марайтесь о дерьмо.
Чтобы виновнику не намяли бока, пришлось Ковалёву отправить его в город с сопровождающим. Написал записку Петрову, чтобы высчитали с него за сто тонн солярки и отправили домой побыстрее, иначе рабочие найдут его после сезона, и будут у Пынзаря неприятности.
Практически, отработал он весь сезон бесплатно, и вряд ли хватит заработка, чтобы рассчитаться. Устав артели безжалостен: нанёс ущерб — плати.
Воронцов привез солярку и поехал вторично. Опять заревели
Золотоносные пески взялись толстой коркой, эти куски уже не проваливались через стол бункера и выбрасывались водяной струей в отвал. Такая промывка давала большие потери металла, поэтому Влас приказал закончить добычу, демонтировать приборы и вывозить лишний народ.
Один за другим садились вертолёты, весёлые, принаряженные старатели занимали сиденья, радуясь предстоящему отдыху. Первыми, под завистливыми взглядами нерадивых, вылетали те, кто работал хорошо и честно.
Семёна вызвали на итоговое заседание правления. Лукьян остался добивать переходящую вскрышу, командовать заготовкой дров для будущего сезона, перебрасывать пустые ёмкости заправки ближе к новым полигонам для зимнего завоза солярки.
Вещи Семён оставил в артели и первым делом пошёл в больницу к Длинному. Антон уже сидел на кровати, читал потрёпанную книжку. Увидев Ковалёва, виновато улыбнулся, бросил книгу на тумбочку.
— Садись, Иванович. Спасибо, что пришёл. Скука у нас смертная! Ну, как вы там, не подвели землесосы?
— Всё нормально, как твои дела? — взглянул в похудевшее, желтовато-бледное лицо больного.
— Операцию сделали, кое-что подправили и опять зашили. Хирург говорит, что и так бы жил, можно было не вскрывать. Вот только нитки нужно было заменить. Спасибо вам… Если бы в тайге не почистили, говорит, был бы перитонит.
— Жениться не передумал?
— Была она у меня здесь, отказалась. "Ты, — говорит, — слишком длинный и злой. Погубишь меня и бросишь". А девка! Девка! Иваныч! Вот на ней бы я с ходу женился. Правда, молодая она. Поэтому и не хочет. С такой мордашкой у неё, наверное, парней куча.
— Ты — неисправим, Антон. Она тебе жизнь спасла, а ты опять зубоскалишь. В палату вошёл хирург.
— Почему у больного посетитель в неположенное время? — грозно спросил у медсестры.
— Это он мне с ветеринаром делал операцию, — пояснил Антон.
Хирург взглянул на Ковалёва и засмеялся:
— Значит, коллега? Как вы додумались оперировать при свечах и фонарике?! Ну, артисты!
— У нас не было другого выхода.
— Правильно сделали! Золотые руки у той девчонки, я уже уговаривал её идти в мединститут. Не хочет отца бросать в тайге. А у неё — дар Божий и лёгкая рука. Показывай раны, охотничек.
Длинный лёг на койку. Швы почти заросли. Хирург помял ему пальцами живот и встал.
— Через неделю выпишу. Зажило. Радуйся тому, что занимался спортом и подвернулся тебе в нужную минуту олений лекарь. Надо было, чтобы она тебя ещё кастрировала за глупые шутки с ружьём, — он осмотрел соседей Антона и ушёл.
Ковалёв вытащил из рюкзака банки с компотом, колбасу, варёные яйца и балык из тайменя. Палату наполнил острый и аппетитный запах копчёной рыбы.
— Вот тебе подкрепление. Поправляйся, я пошёл в артель.