Повести
Шрифт:
После ужина гость покуривал, лёжа на гостиничной койке, и неожиданно спросил у Ковалёва:
— Как думаешь, есть утечка у тебя на участке?
— Гарантировать не могу, но, в принципе, не должно быть. Допуск к металлу ограничен, лишних людей у колоды при съёмке не бывает. Всё делается комиссионно.
— Не будь доверчив. Человек сляпан из противоречий. Может брать именно тот, кто вне подозрений. Да-а-а… Именно тот, кто вне подозрений. Вездеход мне нужен на завтра, поеду на рыбалку.
— Бери. Вездеход АТЛ на ходу, езжай. К Низовому двинешь?
— Давай спать, — не ответил
— Больше некуда тебе ехать, к Низовому, — уверенно проговорил Семён, — а впрочем, мне-то всё равно.
— Всё правильно, не надо лишних вопросов.
Утром Фролов сам сел за рычаги вездехода и укатил. Не приметил Семён у него ни удочек, ни спиннинга, терялся в догадках, какую рыбку будет ловить майор.
Промывка песков шла на полную мощь. Отработали веером левую часть полигона. Из-за дождей не успели вскрыть до песков правую сторону. Ковалёву пришла идея не выталкивать пустую породу на отвалы, а свалить на отработанное место подрезку правого борта и двухметровый слой пустой породы.
Сталкивать вниз вскрышу гораздо производительней, чем выталкивать вверх. Лукьян, Воронцов и горный мастер Малков упёрлись, отговаривали, ставя в пример свою практику, боясь, что потревоженные плывуны раскиснут и задавят откачку. Пришлось взять перевалку на себя.
Ковалёв согнал все бульдозеры в один ряд, зачистил плотик и перебросил их на остающуюся вскрышу. Время подхлёстывало. Поднять эти кубометры породы на отвалы — это значит потерять две недели, прогнать через землесос — не напасёшься к нему запчастей.
Заместитель и механик стояли в сторонке, переговаривались и скептически поглядывали на Семёна. До сих пор он прислушивался к их советам, а тут проявил характер и упрямство.
Ковалёв объяснил машинистам свою идею и махнул рукой. Бульдозеры шли нож к ножу, задирая стружку земли по всей площади, сваливали её с трехметрового обрыва. Откатывались назад, выстраивались и снова шли с тягучим рёвом на отступающего Ковалёва.
Эта воедино собранная мощь захватила всех, быстро рос курган пустой породы, обнажая продуктивные пески. К ночи всё было кончено. Заревел отдохнувший землесос, глотая золотоносную пульпу.
Лукьян, стоявший на краю отработки, всё же, подошёл к усталому и грязному начальнику и пожал руку:
— Молодец! Ты нас уж извини, привыкли к шаблону. А как здорово получилось! Кувыркались бы ещё тут две недели. Да-а… Свежий глаз — великое дело! Будь на твоём месте, я бы не рискнул.
Семён шёл, хлюпая обросшими грязью сапогами, и, ободрённый удачей, думал, как лучше и быстрее взять нижний полигон. Остановился на мосту через руслоотводную канаву.
— Лукьян! А если мы пустим реку на вскрышу нижнего полигона? Ведь она унесет тысячи кубометров грязи в отработку. Выносную канаву на выходе перекроем большой плотиной и, когда отстоится, выпустим! А? Котлован отработки — огромный, только пододвигай плывуны в струю!
— Хм… Непривычно как-то. Страшновато. А ведь, стоит попробовать, там жижа задавила, должно получиться.
— Попробуем.
— Хорошо… Возможно, это и выход из положения. Здесь урвали две недели, там схватим не меньше. В сезоне выкроить месяц — это фантастика! Плотину я сделаю до обеда. Одним бульдозером проткнёшь руслоотвод, техники там маловато, надо перегнать отсюда пяток машин, они уже здесь не нужны.
А ведь, получится! Черт бы меня побрал, старого осла, так просто, аж завидки берут, как сам не додумался?
На следующий день всё пошло гораздо быстрее. Лукьян ещё ночью отсыпал плотину, и после завтрака пустили воду на полигон. Река с грохотом упала с обрыва, забурлила в метровом слое грязи, растолкала её, и всё сметающим селем понеслась в отработку.
Бульдозеры строем подталкивали вскрышу в поток, всё глубже и глубже зарываясь и подрезая борта у контуров. Работа шла лихорадочно и неистово, повар привёз обед, но ни один человек не вылез из машин, обед остывал, и Бульдозер не выдержал. Выгнал из своего трактора новенького и закрутился, как балерина.
Полигон углублялся на глазах. К вечеру по всей площади проглянули пески, воду остановили и начали монтаж землесоса. Рабочие собрались у кастрюль с обедом, жадно уплетали холодную пищу. Шутки, смех, не взяла усталость в этот день никого.
Ковалёв лазил днями по бортам отработки, сам брал на лоток пробы и, если струя уходила за контур, тут же бросал на это место технику. Переваливал бульдозерами вскрышу на пустые корешки, и опять весело вскидывал большой палец бородатый съёмщик Коля.
Участок вошёл в график выполнения плана. Во второй раз поменяли бульдозеры гусеницы, катки и дизели. Месяц работы по валунью — и железо не выдерживало. Двигатели выходили из строя ещё быстрее. Стоит машине нырнуть в плывун — готово. Грязь проникает через сальник, и дизель застучал.
Лечил от этой напасти моторы Владимир Егоров, вдвоем с помощником успевали они за день сделать чуть ли не полный капитальный ремонт. Маленький, остроносый, с тёмным угрюмым лицом, Егоров, как заведённый, крутился в моторном цехе, на бегу прихлёбывая чифир и подгоняя напарника резким, писклявым голосом.
Однажды он не вышел на работу, и Ковалёв, делая утренний обход участка, решил проведать моториста. Жил Володя на отшибе, в маленьком, рубленном ещё при разведке Орондокита зимовье.
Семён открыл низенькие двери, обитые рваным тряпьём, и нашарил рукой выключатель. Ярко вспыхнула лампочка. В зимовье застойный мужской дух пота, табака. Рядом с нарами стоит чурбан, заменяющий хозяину стул, на нём пустая кружка.
— Володя, подъём!
Лежащий застонал, скрипнул зубами и открыл глаза, щурясь от режущего света.
— Принесло же тебя, начальник! — проворчал он, вставая с постели. — Не мог чуть позже зайти?
— А что такое?
— Всё ты мне испортил, надо же так подгадать! Понимаешь, увидел я вчера во сне баклажку браги, пока искал посудину зачерпнуть — и проснулся. Сегодня вот и кружку припас, поставил под руку — опять невезуха, — с усмешкой посмотрел на Семёна.
— Ладно заливать. Что с тобой?