Повести
Шрифт:
— Стоит ли так торопиться? — спросил я. — Ведь наверняка же коридорная, которой вы звоните…
Он все ловил раньше, чем собеседник договорит.
— Ошибаетесь. Здесь не суша. Вы, вероятно, и не знаете, как много людей желало бы у нас плавать. Мы имеем редкую возможность оставлять на судне только лучших работников. Самых лучших.
— И вы полагаете, что коридорная в ту же минуту…
— Без сомнения, — сказал он. — Только они у нас называются классными. А что касается быстроты — сразу, не сразу… На этих судах невыгодно плохо работать. Здесь, как
Каюта, которую подобрал мне Альфред Лукич, была двухместной, второго класса.
— Едва ли вы здесь долго задержитесь, — загадочно проронил он.
— Почему же? Эта каюта мне нравится…
— Она может понравиться еще кому-нибудь, — выходя и едко улыбаясь, сказал мой провожатый, — кто в состоянии заплатить за нее долларами. Или марками. При всем нашем к вам уважении.
В каюте было чисто, удобно, замечательно. Стол, тишина. О чем еще мечтать?
В дверь снова просунулась голова Альфреда Лукича.
— Впрочем, особенно-то не тревожьтесь, что мы вас отсюда переселим, — глядя на меня глазами, цвет которых не мог быть никаким иным, кроме зеленого, сказал он. — У нас здесь турист недавно умер, мы в этих случаях билетов в такую каюту какое-то время не продаем.
Он веселил меня уже минут сорок, и мне не хотелось оставаться у него в долгу.
— Альфред Лукич, — сказал я, — а вы не скажете мне, куда плывет судно?
Он опять вошел в каюту. Его зеленые глаза как бы проснулись от чего-то будничного, оказалось, что и ходил со мной и похохатывал он немного во сне. Но тут он проснулся. Поверил. Посмотрел на меня с новым выражением.
— А вот это, знаете ли, действительно могут позволить себе немногие, — сказал он. — Даже как-то не хочется разрушать… Но так уж и быть.
Через десять минут я держал в руках расписание нашего рейса. Мы должны были обогнуть Данию и зайти за пассажирами в Бремерхафен. Потом были Плимут на юге Англии, Виго в Испании, Канарские острова… Я почувствовал, что меня начинает бить дрожь. Азорские острова, Гибралтар, Лиссабон… Одного дыхания для того, чтобы прочесть такое расписание, не хватало. На обратном пути мы должны были развезти туристов по домам — в Лондон, Роттердам, Бремерхафен.
— А если вам эта волынка не надоест, — сказал у меня над ухом Альфред Лукич, — то потом у нас линейный пассажирский рейс на Канаду. Но не советую.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего особенного. Просто октябрь, северная Атлантика, в общем, это уже не подарок…
— Штормит, что ли?
— Конечно. Это же самый поганый район Мирового океана.
Он был просто создан для того, чтобы любую тему пустить на понижение. Но я ему этого не дал. Когда за ним закрылась дверь, я лег на диван и стал повторять вслух названия: Гибралтар, Канарские острова, Азоры… Я ничего не мог поделать — рот мой глупейше расплывался.
Тот черноволосый, свежий моряк, взгляд которого я все время ловил на собрании, был тут, конечно, старпомом. Звали его Евгением Ивановичем.
— Здрасте, здрасте, — сказал он, найдя меня
Крепкий он был, этакий альпинист-футболист. К такому в темном переулке не пристанут. И улыбку, видно, держал как флаг — от восхода до заката.
— Мы тут, значит, ничего не подозревая, работаем, — продолжал старпом, — из моря не вылезаем, а нам в это время, оказывается, уже замену нашли.
Мне бы тут сообразить, что шутки на эти темы ни к чему. Но я для чего-то взял его тон.
— Начальству видней, — сказал я и тоже для чего-то улыбнулся. Мне казалось, что шучу я удачно.
— М-да? — спросил он еще веселей. — Значит, будем теперь делать вид, что книги пишем?
— Будем делать такой вид.
— Воображаю, что у вас получится.
— Ну, вам-то, ежели вы меня уже распознали, я и показывать не стану.
Черт меня дернул отвечать так именно ему. Старпом улыбнулся еще шире.
— Ну ладно, как бы там ни было, пойдемте ужинать, коллега. — Он особенно надавил на последнее слово. — Одним старпомом больше, одним меньше, какая теперь разница?
Смысл его слов дошел до меня лишь через несколько дней. Нынешнему флоту, судя по всему, стало тесно уже даже в самой недавней табели о рангах. Взять хотя бы помощников капитана. Раньше хватало одного, потом двух, теперь, кроме первого и старшего, появились вторые, третьи, четвертые, пятые, а на крупных судах каждого номера по нескольку… Но нельзя же командный состав только нумеровать — и потому появляются узкоспециализированные помощники, безномерные — вроде пожарного. При таком обилии помощников на «Грибоедове», кроме полного набора вторых, третьих и так далее, оказалось, что и старших уже трое: старший (просто старший), старший пассажирский и старший главный. В эту кучу малу старших помощников отдел кадров дружески сунул еще одного, совершенно со всех точек зрения излишнего.
— Садитесь хоть сюда, — указал мне старпом (просто старпом). За столиком, куда он меня определил, сидели еще двое — оба не в форме. Некоторое время мы молчали. Старпом ушел и сел на свое обычное место. Напротив меня звякал ложкой сухой, пугливого вида старичок с бородкой клинышком, в очках. Взгляд его вспыхивал, когда в кают-компанию входила буфетчица, и тут же гас. Второй мой сосед был молоденький, в кожаном неформенном пиджачке и сером свитерочке.
— Представляюсь, — с улыбкой сказал молоденький. — Олег Федорович Сапунов, или просто Олег, редактор судовой газеты на английском языке.
— Знаем, — проворчал старичок. — Раз в неделю выходит, а остальное время меню редактируете…
— Точно! — с наслаждением подтвердил редактор.
И он тепло, не обидно рассмеялся. Мальчик явно не страдал манией величия.
— Сухоруков Николай Порфирьевич, — буркнул старичок. — Судовой врач.
Буфетчица, молоденькое длинноногое существо, в это время принесла ему второе.
— Не Сухоруков, а Сухофруктов! — шепотком пискнула она.
— Кыш! — заворчал врач, с трудом отводя от нее глаза. — Кыш! Детям не вмешиваться!