Повезло мне, друзья
Шрифт:
Гепатитный Кундуз, знойный Джелалабад,
Кандагар и Баграм, Хост, Мазари-Шариф…
Но крылом нам махал лишь орел или гриф.
ПОСЛЕ
Трубину А. К.
Стоит над Кабулом кристальная ясность.
И небо, и горы, и город прекрасны.
Блистают вершины, сверкают долины,
Сияют аулы из камня и глины.
Синь неба над нами лазурно-хмельная.
Над речкой туман – лебединая стая.
И воздух кругом невесом и прозрачен,
Что в сердце восторг, как в минуты удачи.
Красой смущены, мы уносимся в небо.
И кажется нам: здесь никто еще не был.
Наш лайнер купается в брызгах рассвета,
И счастливы мы в облучении этом.
Как видно, для счастья не так много надо.
Мы как-то забыли, что смерть где-то рядом:
В промытых аулах и скалах таится
И, нашего счастья не ведая, злится.
В окрестностях Кабула.
А мы, восхищённые дивной красою,
Спокойно летим над афганской землею,
Мечтая, как будут на мирной планете
Взлетать, чтоб красивые видеть рассветы.
На
Открытие охоты
Посмотрю на заре в раскалённое Солнце,
Чтоб стал зорче мой глаз на приборной доске
И зарядкой ушу на рассветном морозце
Я оставлю следы на багдадском песке.
Ан-12 в бесконечной лазури
Вдохновлённым взлечу в бесконечное небо,
Словно прыгну в пучину лазурного моря.
И заполнятся уши мои лётным стебом,
И раскинется даль, с красотой неба споря.
Облачка оботрут, как бы мягкою губкой,
Серебристый покров моего самолёта,
Чтобы в небе смотрелся он белой голубкой.
И – открыта на нашу машину охота!
Однокашникам
Этот маленький штрих нашей встречи нежданной
Унесём мы с собою в неясную даль
Личных млечных дорог и тропинок туманных,
Где нас ждут суета, боль, борьба и печаль.
Двадцать лет пронеслось, словно рой сновидений.
Было ль, не было ль всё, что случилось со мной?
Стало меньше улыбок, порывов, волнений;
Стало меньше желаний и страсти хмельной.
Двадцать лет! Кто мог знать, что там с нами случится?
Только юный задор, только кровь горяча.
Мы едва оперились, как юные птицы,
Конец ознакомительного фрагмента.