Повод для разговора
Шрифт:
— Наверное, о той, с которой думал вместе, — с усмешкой произнесла Эмма. Она подмигнула Уле, дожидаясь, когда смысл дойдет до матери.
Джорджия вздохнула:
— Не будь вульгарной, Эмма Рэй, — сказала она.
Частое использование Эммой неприличных выражений постоянно вызывало конфликты между ними. Джорджия твердо верила, что леди не должна прибегать к грубостям, выражая свои мысли.
Она обожала обеих дочерей, но многого не понимала в Эмме. Хотя обе девочки были темноволосыми, как Вилли, они унаследовали ее черты. Ведь только на прошлой неделе Фрэнк Льюис, их семейный
Но сходство между ней и Эммой Рэй скрывалось слишком глубоко. У Эммы был свободолюбивый нрав, заставлявший ее делать все по-своему, независимо от того, насколько это было безопасно. Хотя Вилли и насмехался над опасениями жены, что Эмма Рэй так и останется старой девой, Джорджию беспокоило, что младшая дочь вовсе не отличается красотой, а может, мать просто не замечала ее привлекательности. Она подозревала, что мужчин пугает ее прямота и независимое поведение. А с другой стороны, Грейс, которая всегда была идеальной женой и истинной леди, теперь рыдает рядом, потому что Эдди в какой-то момент свихнулся.
Она предупреждающе взглянула на Улу и Эмму Рэй, когда Каролина проскользнула на кухню за столовыми приборами.
— Ложки кладут справа или слева? — спросила она бабушку.
Стремясь поскорее возобновить дискуссию, женщины ответили хором: «Справа».
— И чтобы Грейс так опозорила себя! — воскликнула Джорджия, когда Каролина вышла из кухни. Она достала хлеб и принялась укладывать кусочки в тостер. — Мне просто невыносима эта мысль! О Господи, что нам теперь делать?
Эмме Рэй казалось, что семья ничего не сможет сделать, а Грейс будет чувствовать себя еще хуже, чем сейчас. Ее сестра была не первой женщиной на свете, выставившей себя на посмешище на публике, и уж конечно, не последней. О ней поговорят неделю или две, пока кто-нибудь еще не совершит что-нибудь более сногсшибательное, безумное или недозволенное, и тогда все забудут о Грейс Бичон.
Но Джорджии этого не понять.
— Как бы там ни было, я уверена, что все бесполезно, — заявила Эмма Рэй.
Ула помахала ложкой в ее сторону.
— Мисс Остроумие.
— Ну, я возвращаюсь туда. С нее, пожалуй, достаточно. — Эмма схватила кусок кофейного кекса, испеченного Улой, и ушла.
Джорджия снова подошла к окну и увидела, как Вилли вышел из вагончика. Он и Эмма Рэй пересекали двор навстречу друг другу, как пара гангстеров с Дикого Запада в полнолуние — две родственные души, слишком похожие друг на друга, что было к лучшему, как иногда казалось Джорджии. Они чуть не прошли мимо друг друга, не сказав ни слова, встретившись на полпути между домами, но затем все же остановились.
Джорджия уставилась на Улу:
— О Господи. Что-то сейчас будет.
Эмма Рэй устремила взор на точку на горизонте справа от лица отца:
— Ты вправил ей мозги? — спросила она.
— С ней все будет в порядке, — произнес Вилли, глядя под ноги и вырывая ботинком ямку в земле.
— Она объяснила, что произошло?
Вилли пожал плечами:
— Просто поссорились.
Эмма фыркнула. Как всегда, ей предоставлялось уточнить, что случилось:
—
Она внимательно наблюдала за выражением его лица, но он даже не моргнул глазом.
— Это точно? — поинтересовался он, продолжая изучать землю под ногами.
— Угу, — ответила она.
— Ладно. Увидимся в полдень, — сказал он.
Эмма Рэй обернулась и проследила, как он возвращается в свой дом. Она знала, что судьба дочерей его волнует. Она уже давно поняла это. Вопрос заключался только в том, когда он сам признается в этом?
— Мне казалось, мы решили, что сначала я поговорю с ней, — проворчала Джорджия.
Вилли, тяжело ступая, вошел на кухню.
Он ухмыльнулся и чмокнул ее в щеку:
— Ну, значит, я тебя обманул, — сказал он, направляясь в столовую завтракать; ему казалось, будто он проделал дневную работу.
— Я серьезно, Вилли!
Она шлепнула его по спине, когда он проходил мимо нее. Невозможно было остановить мужа, если уж он что-то задумал. Ее Вилли неисправим. Всегда был. И всегда будет таким. А другим он был бы ей не нужен.
Телефон в кабинете Грейс прозвонил трижды, прежде чем она нашла в себе силы ответить на звонок. Она нажала на кнопку громкоговорителя.
— Фирма Кинга, — сказала она и подперла голову руками.
Комнату наполнил голос ее лучшей подруги, звучавший с некоторым отчаянием:
— Грейс, это Люси. Я пыталась приготовить этот проклятый ореховый крем, но он выглядит странно.
— Как? — автоматически переспросила Грейс. Люси не являлась хорошей актрисой. Должно быть, известие о ее стычке с Эдди еще не разнеслось по всему городу, а то Люси спрашивала бы вовсе не о креме.
— В крупинку и весь расслаивается.
У Грейс болела голова, а в горле, казалось, застрял ком величиной с арбуз. Она не спала почти всю ночь. А когда наконец вырубилась, ей приснилось, что Эдди арестован за то, что украл Выкупа и продал его девице в красном креповом костюме.
Но жизнь не остановилась только из-за того, что Эдди сошел с ума.
— Там говорится: «Масло должно размягчиться до сметанообразного состояния, потом добавить сахар».
— Я это сделала, — отозвалась ее подруга.
Люси славилась множеством чудесных талантов, но выпечка не входила в их число.
— Ты растопила масло в микроволновой печи?
За этим вопросом последовала долгая пауза. Грейс чуть не рассмеялась и, нарушая молчание, спросила:
— Так ты растопила масло или нет?
— Черт! — только и ответила Люси.
— Начни сначала, — посоветовала ей Грейс.
Люси громко и скорбно вздохнула.
— Пока, — сказала она.
Грейс повесила трубку и вздохнула так же, как Люси. Если бы сейчас ее самой большой проблемой являлся распадающийся на крупинки крем! Хотелось перезвонить Люси и спросить, что она знала об Эдди и не рассказывала ей. Но гордость не позволила Грейс набрать номер. Она не была готова услышать, даже от Люси, что он жил, подтверждая свое прозвище, данное ему в колледже.