Повод для знакомства
Шрифт:
– Да ну! Дети спят уже, так что давай прокатимся! Часик побомбим и домой. Как раз на бутылку заработаем и отметим твой залет.
– Бутылку, – сказала Катя, зашнуровывая ботинки, – я тебе и так куплю.
– Ну, это же не тот кайф.
И они поехали. Сначала Кате было страшно, особенно после того как Светка попросила ее пересесть на заднее сиденье. «А то бывают маньяки, которые садятся назад и набрасывают удавку на шею водителю, – бесхитростно пояснила докторша. – Ты будешь нас страховать». Собственно, о способе страхования подруга умолчала, в случае появления такого извращенца
Но им повезло, все пассажиры оказались вполне миролюбивыми и не только не покушались на их жизнь, но еще и исправно платили за проезд. За пару часов дамы честно заработали четыреста рублей – больше, чем Катя заработала бы левыми уроками.
– Тебе нужно срочно научиться ездить, – говорила Светка. – Машина при маленьком ребенке – совершенно незаменимая вещь!
– Свет, погоди! Может быть, я еще и не беременна.
– Сейчас выясним!
Они быстренько заехали в круглосуточную аптеку и купили там тест на беременность. Потом завернули в гастроном.
Тест научно подтвердил, что Света не ошиблась. На радостях она немедленно напилась и сказала, что теперь ей, видимо, придется стать при Кате и ее будущем ребенке «и. о. отца».
Глава 3
Разумеется, Катя боялась наступившей беременности. Но страшило ее не безденежье, не осуждение коллег, не предстоящие роды. Нет, все это казалось сущей ерундой по сравнению с главной проблемой – мамой. Катя хорошо знала свою родительницу и не надеялась, что та весело засмеется и скажет: «Ну и хорошо. Вырастим как-нибудь». Ради того, чтобы не объясняться с мамой, Катя была почти готова идти на поклон к Колдунову.
По вечерам ей приходилось почти насильно удерживать себя дома, так хотелось позвонить в его обшарпанную дверь и с порога упасть в ласковые, пахнущие табаком и пенициллином объятия. Каждый вечер Катя представляла себе эту картину. Она скажет ему: «Я жду ребенка». Именно так, а не «я беременна», чтобы он не вздумал предложить ей денег на аборт. А вдруг он обрадуется? Вдруг бережно снимет с нее пальто, и, крепко держась за руки, они пройдут в комнату, сядут на диван, тесно прижавшись друг к другу, и примутся обсуждать свою дальнейшую совместную жизнь?
Видение было таким упоительным, что Катя скрипела зубами.
Но если Ян ни разу не подошел к ней после их единственной ночи, значит, он не хочет видеть ее рядом с собой. А его досадливо беспомощный взгляд, когда она хотела подбодрить его после тяжелой операции, сказал ей о том же. Она не нужна ему, это понятно.
Любить – не значит обладать, и если Катя захочет загнать его в клетку долга, это будет недостойно ее и ее любви.
Ян Александрович снял халат и аккуратно повесил его на плечики. Он собирался гордо уйти домой один, но в последний момент передумал и все-таки позвонил в кабинет Вере.
– Ты собираешься? – спросил нейтральным тоном.
– Да, скоро пойду. Нас с Клавдией Ивановной Светочка подвезет.
Колдунов мысленно выругался.
– Сделай мне кофе! – приказал он холодно. – Через две минуты я у тебя.
Вера, как всегда, осталась глуха к его тону.
– Ладно, двигай, – сказала она мирно.
Ян хотел добавить, что если она каждый день будет ездить со Светкой, то разжиреет окончательно, но тут к нему в кабинет вошел заведующий приемного отделения, и Колдунов повесил трубку.
– Что? – обернулся он к вошедшему.
– Подпиши консилиум. – Тот протянул ему лист бумаги.
Форма консилиума не была даже заполнена.
– В чем проблема?
– Производственная травма. Пострадавший в шоке, без сознания, а там явная ампутация. Сам знаешь, в таких случаях нужно, чтобы три хирурга высшей категории подписали консилиум. Я, Михаил Соломонович, он дежурит, и ты последний остался.
Колдунов с тяжелым вздохом потянулся за халатом.
– Ты куда? – спросил Юрий Иванович. – Смотреть там не на что, каша вместо ноги. Подпиши – и свободен.
– Нет, Юрий Иванович, я уж гляну одним глазом для спокойствия. Вдруг что-нибудь удастся сделать? Отрубленные конечности заново не отрастают.
– Да брось! Ты что, нам не доверяешь?
– Доверяю, конечно. Но схожу посмотрю.
– Можно попробовать сохранить, – сказал Колдунов, осмотрев ногу, – если вместе с травматологами. Сошьем сосуды и нервы, удалим размозженные ткани, а там как бог положит. В крайнем случае, если нога омертвеет, ее всегда можно отрезать. Вы, кстати, проверили, он по ноге в шоке или еще что повредил?
Юрий Иванович поморщился.
– Ян, ну что ты утопиями занимаешься? Сам подумай, это многочасовая операция, ты займешь мне операционную, и где я буду работать с другими больными?
– У тебя есть второй блок. В крайнем случае развернешь резервную, ту, что законсервирована на случай массовых поступлений. Почему человек должен становиться инвалидом только оттого, что у нас негде оперировать?
– Поверь мне, он все равно станет инвалидом! Не оживет нога, Ян, я-то уж знаю. Сколько там прошло времени с момента травмы? Уже начался распад тканей, ты включишь кровоток, весь этот трупный яд попадет в почки, и больной вообще помрет! Я не говорю уже о том, что лечение в такую сумму встанет!.. Тут же нужны будут антибиотики хорошие, витамины, ну да ты сам знаешь. Вбухаем в него кучу бабок, а нога потом все равно отвалится. А так сделаем ампутацию, он через пару дней уже бегать будет.
– Вот уж что-что, а бегать он тогда точно не будет, – буркнул Ян.
– Ладно, не придирайся к словам. Ты же понимаешь, что я прав.
– Слушай, Юрий Иванович, а ты, если, не дай Бог, для себя то же самое решил бы? Сказал бы, ну ее на фиг, эту ногу, да? Еще одна есть, в конце концов!
Заведующий приемного отделения мелко перекрестился:
– Иди к черту!
– Короче, я не подпишу консилиум. Или давай мне операционную, я попробую ногу отремонтировать, или ищи себе другого хирурга высшей категории. А я греха на душу не возьму.