Поводырь - 4
Шрифт:
– Дык хан Кокандский эту скотину нашему Императору Николаю и подарил, - пожал плечами сотник.
– Здоровущща, страсть! В телегу не посадишь, копыты вот такенные, а ходит еле-еле. Чуть не зазимовали казачки в Черной степи из-за этой твари.
– А Николай Потанин...
– Он тогда молоденький был, хорунжий еще. Вот ему слона пол расписку и выдали. Чтоб значицца, до Омска довел. Это опосля, как животную с рук на руки в штаб сдал, он чины получил и награды. Одно время начальником Баянаульского округа пребывал. А брат его, Димитрий, и Восьмым полком, начальствовал.
Пиво в кружке кончилось, но интересно было слушать, и жаль прерывать.
– Пока Гришкин батя на гауптвахте сидел, мать евойная, Варвара, приболела шибко. Да и представилась. А мальчонке тогда едва пяток годов-то и было. Николая Ильича и чинов с наградами тогда лишили, и богатства, на диких киргизах нажитое. Вот и пришлось Гришку к брату старшему, Димитрию Ильичу в станицу Семиярскую отправлять. Там у дядьки книжек было - цельные сундуки. Вот Гришка и пристрастился к наукам. Недолго, правда, парнишка у родича жил. Димитрий Потанин в степях от инородцев холерой заразился, да и помер. А Никола сына в Пресновскую забрал, где тогда штаб казачьей бригады по Иртышской линии стоял. Полковником там Эллизен был, и чем-то ему шустрый пацан полюбился... Пива давайте подолью?
– Чего?
– отвлечься от завораживающей воображение картины всеобщей Сибирской общности, местечковости, где все друг друга знают, оказалось трудно. Где Безсоновы оказываются соседями Карбышевых, а старшина Двенадцатого полка служит в одном отряде с Николаем Потаниным. Где присланный из Омска чиновник по особым поручениям, оказывается пасынком Великого Лескова, а советник Томского гражданского правления - старшим братом гениального Менделеева. Да чего уж там! Встреченный на глухой почтовой станции смотритель - юный агроном Дорофей Палыч - племянник Гуляева!
А еще, казачьи старшины, оказывается, связь со столичными казачьими частями поддерживают. Всю Россию, едрешкин корень, паучьими тенетами оплели. Куда там Третьему отделению...
– Пива, говорю, Ваше превосходительство, давайте подновлю. Негоже же так. С пустой-то сидеть...
– А оттуда уже отец его и в Омское училище, которое потом кадетским корпусом стало, увез... Ну, за Сибирское казачье войско!
– Да-да. Конечно.
– Вот я и говорю - как же это можно Гришку-то в кандалы? Он же наш, свойский, казачий! Мы и сродичей евойных помним, и его с малолетства знаем... В морду чтоль кому плюнул, али еще чего? Батя-то его, Васька сказывал, горячий в молодости был. На сабле за лето по три оплетки стирал. Баи степные его пуще огня боялись...
– Сболтнул кому-то, что славно бы было Сибирь от Империи отделить, да своей властью жить.
– Вон оно как...
– Слона то царю привели?
– не мог не поинтересоваться я. И снова вспомнил об обещанных Императору-охотнику собаках. А ведь записал даже себе напоминалку, и не в одном месте.
– Сие мне неведомо, Герман Густавович, - после длинной
– Васька бает, мол до Камня - точно довели. А там, будто бы, приболела скотина. Царев подарок и дохтур немецкий пользовал, а все одно сдох.
– Доктор?
– Пошто дохтур? Животная сдохла. Буянов говорит - обожралася. Как из степей к нашим березнякам вышла, так только то и знала, скотина безмозглая, что трубой своей ветки рвать и в пасть упихивать. Бока так раздуло, что на баржу поставь - сбоков бы все одно торчало...
– Жаль.
– Как не жаль, Ваше превосходительство! Всеж Господь старался, сляпывал несуразицу этакую. Трудилси. А она по глупости своей - обожралася... Только Гришаню нашенского все же жальче... Кто его теперь от жандармов защитит, коли вы, Герман Густавович, из Томска съехали?!
– Ха! Да кто его, Степаныч, теперь до весны из Кош-Агача вытащить-то сумеет? Викентьевский тракт едва-едва снегом присыплет, так там даже козлы горные не проскачут. А в морозы и подавно...
Зима и правда, была чрезвычайно холодной. Под Рождество так придавило, что деревья в садах лопались. К Крещенью вроде слегка потеплело, но ведь впереди был еще февраль - традиционно самый холодный месяц зимы.
– Думаю, до марта никто наших молодых людей не тронет. А там, глядишь, все и изменится.
– Уж не в столицу ли вы, Ваше превосходительство, отправились?
– коварно, хитро прищурившись, поинтересовался Безсонов.
– Корниленок сказывал, вы там во дворцах - желанный гость. С Государем на охоты ездили, и с цесаревичем вина заморские распивали.
– Корниленок?
– Артемка Корнилов. Младшенький же. До Корниловых еще не дорос. Так, пока - Корниленок. А подиткысь! В самом Петербурге теперь!
– Талант у парня, - кивнул я, в тайне радуясь, что тема разговора сменилась.
– Выучится, знаменитым на весь мир сделается. Мы с тобой, Безсонов, еще гордиться станем, и внукам рассказывать, что знакомы с ним были.
– Дай-то Бог, - кивнул лобастой головой сотник.
– Я об одном только Господа молю - чтоб в Санкт-Петербурге том, Артемка наш идеями всякими глупыми не заболел. Потанин-то, поди, в ихнем университете и нахватался...
Пожал плечами. Столичный, студенческий, период биографии Григория Николаевича Потанина я плохо помнил. Что-то вроде - учился. Был активным участником Сибирского землячества. Вот и все, пожалуй.
– Хотя, Герман Густавович, - нерешительно начал казак.
– Если руку на сердце, так и правда... Земля наша и без рассейских присланцев...
– Замолчи, сотник!
– теперь я хлопнул ладонью по столу.
– И слушать не желаю! Хоть и не жалует меня ныне Государь, а все ж я верный ему слуга! Да и вы, с Васькой твоим хитромудрым, едрешкин корень, присягу воинскую давали!
– Давали, - огорчился казак.
– Только, мнится мне, их превосходительство, генерал-майора Сколкова сюда и по наши души выслали. Если уж Дунайских казачков в крестьяне, так нас и вовсе... На вас, Ваше превосходительство, только и надежда!
#2