Поводырь
Шрифт:
Барбара и Максим как ни странно практически не пострадали, только вымазались в земле и выглядели совершеннейшими замарашками — впрочем, как и мы все. Отец вытирал кровь с губы, разбитой ударом булыжника, и по-моему лишился двух передних зубов, но в общем и целом выглядел вполне себе нормально.
— Что это было?! — хрипло, и громко, как говорят глухие спросил Кендал.
— Камни! Они бросали камни! — сказал я, и закашлялся, выплевывая изо рта невесть как туда попавшую землю — Бросали под стены, а потом каким-то образом камни взорвали! Полагаю, что с помощью магии — они заранее
— Боюсь, у нас теперь нет магической защиты — мрачно сказал отец, и в подтверждение его слов в башню замка врезался здоровенный файрболл, выбив из кладки горячее крошево камней. Удар оненного шара оставил после себя заметное пятно-углубление с стене. Следующий файрболл угодил в стальные ворота, и на них появилось небольшое красное пятно — будто кто-то долго грел это место газовым резаком. Если они сумеют долго бомбардировать ворота таким же образом, ворота не будут успевать остыть, и в конце концов просто-напросто расплавятся. И тогда нам всем придет конец.
— Я должен кое-что сделать — сообщаю деревянным голосом и снова плюю на землю черной слюной — Мне нужно отойти. Организуйте людей!
Отец посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, потом медленно кивнул. Интересно, что он сейчас подумал? Что я хочу свалить через тоннели? Оставить замок, людей и сбежать? А что, запросто ведь могу! Сооружу себе личину, уеду подальше от этих мест, и меня никто и никогда не найдет. И буду жить, поживать, и добра наживать. Кстати — добра у меня более чем достаточно — и золотишко, и алмазы — все у меня есть. Хватит на безбедную жизнь!
Вот только стоит об этом подумать, так сразу начинает тошнить. Нет, я не буду говорить банальности вроде «Русские своих на войне не бросают!» (будто не своих бросать можно — фиг с ними). Просто я не могу уйти и бросить всех на растерзание.
— Брат, я пойду и всех их разгоню! — в мозг врывается голос Уго, и ему подмяукивает Снежка:
— Мы их всех разгоним! Разгоним!
Разгоняльщица фигова…правда за последние дни она заметно выросла, хоть и не до размеров Уго. С ней теперь ни одна собака не справится, скорее эта девчонка разгонит стаю собак. Растут детишки!
— Запрещаю! — резко отвечаю я — Это тебе не шаманы. Этих уродов слишком много, и они гораздо сильнее.
Уго слегка обиженно замолкает, я же мысленно его обнимаю, и посылаю картинку — истыканный стрелами, растерзанный Уго, и рядом с ним я — плачущий и схватившийся за голову. И другую картинку — с мертовой Снежкой, на белой шерсти которой алеют кровавые пятна.
— Успокойтесь, дети! И никуда не лезьте!
Молчат, присутствуя где-то на периферии сознания. Погибнуть с честью мы всегда успеем, нам бы выжить…только вот как? И людей побило, лечить надо…
И тут я понял. Я все понял — КАК мне надо сделать.
— Барби, Максим — остаетесь здесь! Я сказал — здесь! Вы две боевые единицы, каждая из которых равна целому полку! А со мной будет Уго со Снежкой, с ними ничего не страшно!
— Да! Со мной ничего не страшно! — рявкнул Уго.
— И со мной! — пискнула Снежка, которая уже очень даже недурно научилась
И я с трудом себя сдерживая, шагаю к входу в замок, по дороге отмечая полученные замком раны: вздыбленная, вывернутая брусчатка, усыпанная осколками камня и черепицей площадь, темно красные лужи крови, такие, что кажется — истекает кровью сам замок. Досталось ему. Придется хорошенько потратиться на ремонт!
И ведь я все равно верю в победу, иначе о ремонте у меня и мысли бы не возникло!
Глава 25
Я погладил ЭТО, и моя ладонь ощутила едва уловимое, едва заметное покалывание. Раньше я такого не ощущал. Мутация продвигается все дальше? Интересно, что будет, когда она все-таки закончится? В кого, или ВО ЧТО я превращусь? В бога? А что будет с мозгом? Не стану ли холодной, равнодушной сущностью, которой глубоко плевать на людей и вообще на все в мире? У меня такое ощущение, что если есть бог, то ему на нас плевать с высокой колокольни, иначе бы он не допустил те ужасы, что творятся в мире. Или в мирах.
Но я здесь не для того, чтобы рассуждать о теологии и прочей теософии. Я вообще до мозга костей практик, и сейчас мне нужна не помощь божественных сущностей, а хорошенький такой штурмовик с огнеметом. Иначе хорошим людям скоро будет плохо. А чтобы избежать этого, мне надо просто следовать интуиции. А интуиция гласит…хмм…ничего она собственно говоря не гласит. Просто мне хочется гладить эту прекрасную сферу, гладить….касаться ее…ладонями…пальцами…мыслями…
За спиной взревел Уго, завыл, как пожарная сирена. Ему вторила Снежка — голос у нее мелодичнее, но завывает — ох, как умело! Женщины всегда умели завывать, тем более, если женщина — кошка.
И взвоешь тут! Я очумело смотрю на то, как из «яйца», разбухшего, развернувшегося до размера шкафа появилась когтистая лапа. Появилась, и тут же втянулась обратно. А на месте лапы появился глаз. Оранжевый глаз с вертикальным зрачком. Глаз смотрел на меня внимательно, будто оценивая — вкусен я, или нет, а потом на него наползла прозрачная перепонка-веко, наползла, и снова исчезла. Глаз в диаметре был как раз с разбухшее «яйцо», но этого и следовало ожидать — появившаяся ранее лапа едва пролезла в портал — или что-то иное, я не знаю, как назвать это явление.
А «яйцо» все раздувалось, раздувалось…сделалось туманным, в нем что-то вихрилось, и похоже это все было на метель где-нибудь в Оренбургских степях. Красиво и жутко. Я на всякий случай отбежал, поднялся на пандус «амфитеатра», и смотрел, смотрел…
Уго и Снежка стояли рядом со мной и хвосты их бешено хлестали по бокам — шерсть поднялась, глаза сверкают — настоящие звери! Сейчас даже нежная Снежка никак не выглядела домашним котенком. Разъяренный полярный лис — вот какая она сейчас!
Секунда, две…пять…десять! И вот он — во всей своей красе. Красные крылья и спина, синее брюхо. Кстати — крылья снизу тоже синие. И я мгновенно догадался — почему: если посмотреть на него снизу, то сразу так и не заметишь, в синем-то небе. А вот зачем весь верх красный — этого я не знаю. И зачем ему рога?! Бодаться, что ли?