Поворот
Шрифт:
— И почти столько же торговлей с иностранцами — вот только опасаюсь я, что иные страны по британскому способу ограничат обмен валюты на золото.
— Однако пока-то они его меняют, а то, что они думают, что меняют его они не нам…
— Пока они в обмен золото поставляют лишь то, что сами с колоний выручают, но уже в прошлом году были определенные задержки и Банку Англии пришлось до двенадцати тонн золота из своего резерва потратить. А если поступления к ним из колоний быстро не вырастут…
— Николай Александрович, мы потому эти фунты и собираем по всему миру, чтобы заставить Британию отказаться от золотого обеспечения своего фунта.
— Но…
— Затем. Когда британцы откажутся менять свои фунты на золото, то вскоре и другие страны… конкретно и США прекратят свои деньги на золото менять. И что тогда?
— Тогда… тогда вся торговля международная нарушится.
— В этом вы не совсем правы, торговать страны будут по-прежнему, разве что стараясь торговлю с каждой зарубежной страной сбалансировать так, чтобы поступления иностранной валюты… конкретной иностранной валюты было близко к затратам этой же валюты в данной стране. Или в других странах, где эта валюта все же котируется.
— Но это как раз торговлю и ограничит сильно!
— Однако останется в мире некая система, где размеры торговли не ограничены двумя конкретными странами. Вот мы сейчас можем что-то продавать в Монголию, монголы могут что-то продавать в Болгарию, болгары вон очень неплохо всякое в Австрию продают, а мы в Австрии заводы скупаем. И все довольны, и никто не думает о том, в какой валюте все сделки проводить. Потому что все сделки проводятся в одной-единственной валюте, а точнее — в золоте. Но золото это никуда не перемещается — и никого это не беспокоит!
— А Австрия…
— Австрийское правительство уже сообразило, где оно ошиблись. В Австрии уже ввели плавающий курс шиллинга по отношению у золотому рублю, ужесточили правила внешней торговли — то есть почти что монополию этой внешней торговли установили, не полную, но все же. Инфляцию этим прилично так замедлили. А Андрей как раз сейчас на переговорах в Братиславе им и объясняет, что единственный способ не превратить их шиллинг в грязную бумагу — это национализировать банкротящиеся предприятия и запустить их на обеспечение наших заказов.
— У австрийского правительства на это денег нет.
— А мы им для этого кредит предоставим… вы, кстати, и предоставите. Честно говоря, Россия сейчас могла бы просто большую часть этой промышленности выкупить, ведь там даже в продуктовых лавках предпочитают брать не шиллинги, а левы и рубли — но нам этого просто не нужно. А вот когда шиллинг стабилизируется — Станислав Густавович, который для Австрии программу стабилизации составлял, подсчитал, что где-то в районе десяти копеек он стабилизироваться может — то года и Австрия пожелает полноценно в валютный союз войти. Не для того, чтобы всю свою торговлю только с нами вести, а для того, чтобы этот их шиллинг и в других странах принимали как валюту надежную, а тогда они смогут промышленность свою развивать весьма успешно.
— А нам-то какая от этого выгода?
— Нам сразу две выгоды будет. Первая — Австрия будет с одной стороны сильно заинтересована в стабильности своей валюты, а так как эта стабильность будет обеспечиваться исключительно Международным Торговым банком, то никаких гадостей в отношении стран-участниц банка она предпринимать не станет, то есть войну против нас она уже не развяжет.
— Она, да против России…
— Не развяжет в союзе с кем угодно, ей такие союзы будут крайне невыгодны. Вторая выгода будет заключаться в том, что Австрия и во внешней своей торговле, в нами не связанной, будет давить торговлю наших естественных врагов. То есть этих врагов она
— И от французов.
— От французов больше гадостей практически и нет, после того, как они армянских бандитов к себе принять были вынуждены и с ними близко познакомились… Они наоборот уже нам по этой части помогают. Да и нормальные армяне тоже поняли, что с французами лучше не связываться — а их, нормальных в смысле, все же большинство…
Переговоры с австрийцами были долгими — но все же их удалось убедить в том, что иного выхода у них просто нет. То есть убеждал австрийцев все же не столько Андрей, сколько господин Струмилло-Петрашкевич, и убеждал так, что по окончании этих переговоров заявку на вступление в валютный союз подала уже Словакия. Словакам это было проделать не особенно и сложно: промышленности, которую было желательно «социализировать», у них почти и не было, а единственный действительно крупный завод — тракторостроительный в Кошице — владелец этого завода сам предложил «национализировать». А так как этот самый владелец — то есть господин Святозар Фиала — собрался вложить вырученные за продажу завода государству в постройку нескольких электростанций и еще нескольких не самых маленьких заводов, то он был назначен на должность министра промышленности. И начал ускоренно эту самую промышленность создавать. Понятно, что скоро результатов его деятельности можно было не ждать, но все же Словакия получила мощный толчок в направлении индустриализации, а так как эта индустриализация шла почти полностью за государственный счет, перспективы ее — с точки зрения правительства России — выглядели крайне неплохо…
Однако пока все еще валютный союз, по словам Юмсун, «не добирал» — и на очередном «совещании в верхах» Андрей попросил прояснить, чем же библиотекари недовольны.
— Я не говорила, что мы чем-то недовольны, просто пока еще этот союз очень, я бы сказала, локальный, — ответила ему Еля. — Его и расширить вроде нетрудно — но страшно этим сейчас заниматься.
— Это почему страшно? — удивилась Лена.
— Когда в нашей истории Сталин такой союз практически учредил, его просто убили. Причем самые верные, казалось бы, соратники убили.
— А почему именно соратники?
— Потому что с точки зрения многих из них сама идея открытого валютного союза противоречил каким-то так коммунистическим идеям. А еще потому, что этим соратникам банкиры популярно объясни, что капиталистические державы, если те Сталина не уберут, начнут атомную войну против СССР. И соратники в большинстве своем просто струсили…
— Ну нам-то этих соратников бояться вообще нечего: Бунд я почти полностью зачистила, националистов тоже, а всякие социалисты… тот же Ленин спокойно себе помер в приюте для бездомных уже два года как, а вот его как раз соратники быстренько расползлись куда подальше и не отсвечивают. За исключением тех, конечно, кто у нас теперь работает, но эти-то не предадут.
— Но война…
— Атомной бомбы сейчас ни у кого вообще нет, а если она где-то и появится, то ты туда просто пойдешь и на нее посмотришь: Линн же не просто так в Красноярске кайлом гранит роет. Опять же, уран мы у бельгийцев когда еще весь скупили, причем они еще лет восемь его весь нам должны будут передавать — а без бомбы им сейчас с нами точно не справиться. Сколько мы в этом году стали одной выплавим? Десять миллионов тонн, больше?
— Заметно больше, в этом году уже почти двенадцать…