Поворотный круг
Шрифт:
Ребята остолбенели. Действительно, следователь не врал… За что взяли машинистов? Неужели кто-то подслушал их давний разговор и донес?.. Возможно… Но они подумают… конечно, подумают, что мы их выдали. Дескать, мучили, били, вот и не выдержали, выдали тех, кто научил, как совершать диверсии…
— Ну что, узнаете своих учителей? — победно спросил Вольф. — Буценко, узнаешь?
— У нас не было учителей, — спокойно ответил Анатолий. — Вы же знаете, как все произошло… Захотели покататься, случайно дернули за рычаг… А паровоз как рванул!
— Достаточно! — закричал Вольф. — Я уже слышал! Я хочу знать, кто еще, кроме этих коммунистов, были ваши наставники. Сацкий! Тебя спрашиваю!
— У нас никого не было.
— Гайдай?
Борис молча покачал головой.
Вольф махнул рукой. Машинистов увели.
— Так… — сказал следователь, резко поднявшись из кресла. Его единственный глаз налился кровью, чуть не вылезал из орбиты. — Так… Ну что ж, не скрою от вас, я все делал, чтобы помочь, чтобы спасти вас, дураков. Но… подыхайте! Черт с вами! Взять их!
Конвоиры схватили ребят за шиворот, стали выталкивать из кабинета.
Но Вольф вдруг остановил их:
— Ein Moment… [28]
Он подошел к Борису, впился своим красным глазом.
— Вот ты… Послушай, что сейчас будет. Тебе перебьют одну руку, потом другую… И тебе, — глянул на Ивана. — Тебе тоже, — кивнул Анатолию. — Понимаете, что вы наделали? Пеняйте на себя, я здесь ни при чем… Ну как? Может, все-таки признаетесь?..
28
Минуточку (нем.).
Ребята молчали. Вольф заметил, что в глазах юношей горел огонь презрения и ненависти. Терпение у него лопнуло, он крикнул конвоирам:
— Zur Folterkammer!.. [29]
В камеру конвоиры принесли их на носилках.
Руки у юношей болтались, как плети…
Сбросили с носилок и ушли, замкнув камеру.
В углу на соломе сидели Нестор Малий и Петр Миронченко. Они сначала не узнали ребят, но, когда присмотрелись, кровь застыла у них в жилах.
29
В застенок! (нем.)
— Что сделали они с ними!.. — воскликнул Миронченко.
Он побрел в угол, где стояло ведро с водой, принялся обливать потерявших сознание юношей. Малий наклонился над бледным, почти бездыханным Борисом, положил ему на лоб мокрую тряпку. Юноша застонал.
— Боря, Боря, — произнес Малий. — Ты слышишь?
— Воды, — едва слышно простонал он.
Губы у него запеклись, зубы крепко
Так они, сами избитые и обессиленные, ухаживали за юношами, пока к тем не вернулось сознание.
В камере стояли сумерки.
— Горючими слезами, страшными муками отольются фашистам причиненные нашей земле страдания!.. — сказал Малий, и голос его дрожал.
Миронченко спросил у Анатолия:
— Чего добивались они, когда вас так мучили?
— Это тот, Циклоп… Все допытывался, кто руководит подпольщиками… Хоть умри, а признайся.
— Что же вы ему сказали?
— Ничего…
На рассвете звякнули, зазвенели ключи возле дверей.
Резкий, слепящий луч фонарика заметался по камере. В дверях появился офицер полиции.
— Буценко!
Анатолий поднялся.
— Сацкий!
Иван встал рядом с Анатолием.
— Гайдай!
Борис лежал неподвижно.
— Гайдай!! — повторяет офицер.
Анатолий и Иван помогли ему подняться.
— Малий!
Дядя Нестор закряхтел от боли, но поднялся, подошел к ребятам.
— Миронченко!
И он подошел.
— Всем выходить!
Холодными искрами обжигает лицо снежный ветер. Прямо у входа стоит крытая грузовая машина с распахнутыми настежь дверцами. Вокруг нее — около десяти гитлеровцев-конвоиров. Все с фонарями, с автоматами и собаками.
Резко хлопнули дверцы кузова, машина стремительно взяла разгон. Вот она уже подпрыгивает на булыжной мостовой окраинной улицы, потом трясется по проселочной дороге.
— Последний наш путь, — говорит Малий. — Умрем достойно, как и подобает людям. Чтоб ни жалоб, ни вздохов не слышали от нас палачи.
Молча сидели они, тесно прижавшись друг к другу…
Их расстреляли утром далеко за городом, в Круглицком лесу.
Через несколько дней в газете, которую издавали оккупанты в Лубнах, появилось краткое сообщение начальника полиции и войск СД округа Киева. Чтобы запугать непокорных лубенцев, в сообщении указывалось о расстреле пяти человек, которые вывели из строя транспортную связь и тем самым причинили вред немецким войскам. О том, что именно они совершили, в сообщении умалчивалось. Не сказано там и того, что среди пяти расстрелянных трое были юноши.
Впервые о диверсии в Лубенском депо я услышал зимой тысяча девятьсот сорок третьего года, вскоре после того, как она произошла. Припоминаю, нас, еще находившихся на оккупированной фашистами территории, воодушевил, подбодрил подвиг наших земляков — юных мстителей. И кое-кто, следуя их примеру, нанес немалый вред оккупантам… Какова судьба отважных героев, удалось ли им избежать фашистской расправы, мы тогда еще не знали, но верили, что такие смельчаки не дадутся в руки гитлеровцам…