Поворотный момент
Шрифт:
— А ты какой породы? — вдруг заговорил парень, когда нырнули в дверь, за которой оказался санузел: общий туалет, общий умывальник, общий душ. Тоненькая пластиковая перегородка имелась только между унитазами. И везде этот отвратительный желтоватый свет тусклых ламп накаливания.
— Какой чего? — не поняла Фёкла и уставилась на парня, а тот улыбался неподдельно добродушной улыбкой.
— Породы. Не кормушка же. Это сразу видно. Вот я — служебно-сторожевой.
Девушка вылупилась на парня, забыв про голод и страх,
— Породы? Вас что, разводят, как собак или коров?
— А тебя разве нет? — наклонил набок голову парень. — Так какой ты породы?
— Я… я… не знаю, — пробормотала Фёкла, медленно развернувшись. Перед ней оказался душ, то есть просто большая отделанная кафелем комната, на потолке которой, в рядок выстроились пять высоко расположенных леек. Вентили и трубы не были спрятаны под облицовку, а на полу имелись сливные отверстия. Это походило на душ в спортзале, только один для всех.
— Главное, чтоб не кормушка. Тогда сможем быть друзьями, — произнёс Макс и добавил, указав на помещение: — Поторопись. Госпожа очень не любит ждать.
— Выйди, — прорычала Фёкла.
— Зачем? — не понял парень.
— Ты так и будешь пялиться?! — громко закричала купчиха, а Макс, опешив, отпрянул.
— Ты чего? Госпожа приказала смотреть за тобой.
— А ничё, что я буду голая?! — перейдя на привычный истеричный диапазон, прокричала Фёкла.
Парень надулся, словно ребёнок, и пробурчал:
— А что в этом такого? Если не хочешь мыться одна, давай, я тоже разденусь.
— Ты совсем тупой?!
— Я не понимаю, что делаю не так, — понуро пробурчал Макс, обвёл взглядом душевое помещение и снова посмотрел на Фёклу: — Ты совсем как хозяйка, кричишь, но не объясняешь. Я несколько раз не понял, потом лупили нерводёром. Было больно.
Купчиха замерла, а затем её прорвало. Злость, страх, отчаяние. Всё это смешалось и вылилось кипящим раствором на парня:
— Я не она! Ты слышишь, я не она! Я не такая! А ты просто тупое животное! Идиот на побегушках у кровожадной твари!
Из глаз девушки снова хлынули слёзы. Хлынули от обиды и внутренней боли. Душа стонала и готова была сломаться, как изрядно согнутая веточка.
Макс тяжело вздохнул и опустил глаза на зажатый в руке апельсиновый передник.
— Ты не госпожа, так объясни, в чём я виноват.
— Проваливай, урод! — заорала купчиха, согнувшись пополам и растирая слёзы и сопли по лицу.
Грустный-прегрустный парень посмотрел в потолок, почесал в затылке и вдруг пошептал:
— Так ты дикая. Рекс говорил, что дикие ещё остались в дальних заповедниках. Жаль. Я думал, сможем быть друзьями. Мойся, госпожа ждёт, а не будешь мыться, я сам тебя помою.
Фёкла зарыдала с новой силой, развернувшись и прислонившись лбом к холодной стенке. Веточка души изогнулась до самого предела, и на ней лопнула тонкая кора.
— Я же
А потом девушка почувствовала, как её коснулись сильные руки. Макс молча расстегнул на ней порванный топ, а затем стянул грязное бельё, которое откинул в угол. Фёкла хотела рыпнуться и огрызнуться, но почему-то ей казалось, что это бесполезно. Да и сил не осталось.
Сверху полилась тёплая вода, а сильные руки принялись намыливать волосы. Вслед за головой парень начал мыть девушку всю, с ног до головы. Пена большими хлопьями падала под ноги, а вода смывала прежнюю жизнь потерянной в космосе землянки.
Рядом встал мыться ещё кто-то, но Фёкла не глядела, лишь слышала шелест воды по соседству.
А вскоре тёплый дождь из лейки прекратился, а кожу обняло мягкое полотенце, начавшее жадно впитывать капли воды.
— Готово, — грустно произнёс парень, отойдя назад и вырывая девушку из ласкового плена махровой ткани. Он протянул передник и замер.
Купеческая дочка смотрела на него сквозь тяжёлую пелену слёз.
— Если мы станем друзьями, ты поможешь сбежать?
— Сбежать? Зачем? Куда? — не понял Макс.
— Домой. У меня есть дом. У меня есть папа и мама, и я только сейчас поняла, как сильно их люблю, — проведя ладонью по красному зарёванному лицу, ответила Фёкла. — Папа — жадный самодовольный торгаш, а мама живёт с ним только из-за денег и терпит многочисленных любовниц, пьянки и побои, но я всё равно хочу домой.
— Одевайся, — повторил вместо ответа парень, вытянув вперёд руку с сомнительной одеждой.
— Да пошёл ты, — пошептала купчиха, а потом схватила передник и быстро надела, завязав за спиной.
Веточка души не сломалась, но сухая кора лопнула, обнажив сердцевину.
Обратно по прохладному бетону девушка пошлёпала босиком.
А тремя этажами выше снова зашла в комнату Камелии.
Та нетерпеливо трясла ногой, сидя на краю кровати.
— Максик! Долго! Ты плохой! — отрывисто прошипела она.
— Простите, госпожа, — жадно вглядываясь в лицо вампирши, ответил парень. Был бы на его месте пёс, попытался бы виновато вилять хвостом да лизать хозяйке руки.
— Буся! Кроссовки в углу! Обувай и пошли! — громко и властно протянула упыриха.
Фёкла оголодало глянула на недоступный холодильник, но спорить не стала. Вместо этого пошла за новой повелительницей. Девушке было тоскливо. Душа наполнилась давящей пустотой, а глаза посмотрели сперва на охранно-служебного человека, а затем на золочёный болевой кастет, надетый на левую руку вампирши. Наверное, именно он и назывался нерводёром. Подходящее имечко.
На парадной площадке нашёлся позолоченный, отделанный в стиле барокко лифт. Собственно, весь интерьер казался пародией на кино времён Наполеона. Почему-то вспомнился кабинет отца, отделанный так же.