Поворотный момент

Осипов Игорь Валерьевич

— Вплавь до ближайшей звёздной системы.

— Слышал приказ княжича?! Вплавь своим ходом. Там и встретимся! — прокричал Потёмкин.

— Ага, — пробурчал панк, — через миллион лет.

* * *

— Заткнись, — произнёс Тон, который уже понял, что спорить с киборгом бесполезно. У него железом прокачано не только мускулатура, но и яйца стальные.

Сам же проводил взглядом Розку, которая неловкими зигзагами двинулась к атмосфернику. Пользоваться пневмодвижками она ещё толком не умела, и потому девчонку заносило

на поворотах, когда импульс получался выше нужного. На автоматику дура категорически не переходила. Сам же Тон подключил к периферии бронескафа свой нейридж, и даже драйвера на клапаны стали не нужны. Все движения напрямую брал на себя природный органический контроллер под названием мозжечок, справившийся с задачкой уже после десяти минут проб и ошибок. Это как на велосипеде кататься — тяжело только первые пять падений. Розке же приходилось юзать неудобный джойстик на запястье.

Тон медленно двинулся вдоль обшивки, изредка дотягиваясь до выступающих деталей и поправляя свой полет, словно дайвер в коралловом рифе.

Вот и первый иллюминатор.

Обернувшись и убедившись, что хмурый киборг летит следом, держа в руках готовый к стрельбе автомат, панк заглянул внутрь. И чуть не выругался, но вовремя сообразил, что показавшееся в стекле круглая штука с блестящими глазами — это он сам в шлеме. Но сердечко всё равно качнуло порцию адреналинчика, чтоб человек не расслаблялся.

Ничего не было видно. Пришлось включить фонарик.

Луч пробежался по пастельно-бежевым пластиковым стенкам и матово-белой мебели, выхватил порхающий по пространству отсека мусор. Белый зайчик света скользил и кристаллизовал в поле зрения самые разные детали: банки с выпивкой, пакеты с закуской, авторучки, тускло горящую аварийную лампу, листы бумаги, одинокий пистолет-пулемёт, стреляные гильзы и многочисленные капли чего-то тёмного. Тон, привыкший к гравитации и бетонке, не сразу опознал в каплях кровь.

— Твою мать, — пробурчал он и подался немного дальше, чтоб разглядеть побольше.

Луч света подсветил стену. Казалось, некий сумасшедший художник-импрессионист размалевал её широкими мазками грубой кисти красной краской, а потом размазал голыми руками и оставил отпечатки испачканных ладоней. Но помимо крови на стене виднелись круглые отметины от пуль, продолговатые вмятины от чего-то тяжёлого и царапины.

У Тона волосы встали дыбом, когда он понял, что царапины оставлены человеческими ногтями. Он такое видел в фильмах ужасов про клаустрофобов, оказавшихся в одиночестве в каютах погибших звездолётов.

— Мать-мать, — пробурчал он.

— Дай глянуть, — пробурчал киборг Потёмкин и тоже сунулся к иллюминатору. Он бегло оглядел помещение и стал озвучивать свои выводы: — Тел не видно. В отсеке есть атмосфера, кровь не кипит, не высохла и не замёрзла, значит, аварийная блокировка сработала. Основного света нет, наверное, мы повредили или вовсе отрезали генератор. Аварийные источники работают, но регенератор воздуха неисправен.

— А чё он не того? — тут же спросил Тон.

—

Вон вытяжка, но поток воздуха на капли и мусор не действуют, значит, потока нет, — пояснил Потёмкин, кивком указав на вентиляцию, затем сменил тему. — Двигай к следующему люму.

Тон поджал губы и медленно оттолкнулся от краёв иллюминатора.

У следующего попытался ухватиться за край, но пальцы соскользнули, и для торможения пришлось использовать пневмодвижки.

А за стеклом была совсем другая картинка.

Те же бежевые стены, та же аварийная лампа, тот же мусор, в котором преобладали осколки стекла, но ни крови, ни людей. Весь отсек заполнен небольшими птичьими клетками, сильно изломанными, словно нечто пыталось добраться до их содержимого, а также разбитыми аквариумами без воды. Но вместо птиц в каюте плавали вырвавшиеся на свободу декоративные и речные рыбки.

— Бред какой-то, — пробурчал Тон.

— Чисто? — спросил Потёмкин.

— Да. Трупаков и пиратов нет.

Киборг, как и в первый раз, приткнулся к люму, немного потеснив панка.

— Это генно-модифицированные рыбки. Вода для аквариума — это большой и при этом почти бесполезный вес. Не каждый экипаж может себе позволить лишнюю нагрузку. Для таких вывели бортовых рыбок. У них вместо жабр и плавательного пузыря лёгкие, да и прочие детали генома, типа кодирующих почки, печень и сухую чешую, позаимствованы от обычных ящериц.

— И на хрен они здесь?

— Такие рыбки строго лицензированы. Думаю, перед нами контрабанда.

Тон уставился на глотающих ртом воздух, гребущих плавниками и шевелящих хвостами золотых рыбок, мелких неонов, усатых сомиков и прочую живность. При этом в невесомости не было ни верха, ни низа, но рыбёхи всё равно старались развернуться спинами к лампочке — к условному небу. Когда из темноты под столом вынырнула большая, сантиметров сорок длиной, зубастая щука, схватившая разноцветного карася, Тон вздрогнул от неожиданности.

— Чё-та я нерный стал, — пробурчал он и поплыл к следующему люму.

А там панка чуть не стошнило. По отсеку плавало тело в оранжевом комбезе, и выглядело тело словно пирог, от которого прямо на ходу откусили несколько кусков, вырвали зубами. Рваные раны были большими, намекая на размер челюстей не меньше, чем у бультерьера. И в ране копошились рыбёхи уже другого плана.

— Это явно не они убили, — проронил Потёмкин, заглядывая через плечо. В какой-то момент стекла их шлемов негромко стукнулись друг о друга.

— Д я понял, чё не они. Зубы не того калибра, — огрызнулся Тон, разглядывая несколько красно-зелёных пираний, ухватившихся за мясо и бешено дёргающих всем телом, чтоб оторвать побольше. Там же свивались в узлы черные угреподобные миксины. С другого края петляла, принюхиваясь к трупу, полуметровая серебристо-голубая акула. — Жуть. Чем они ещё контробанили? — продолжил панк и отвернулся от иллюминатора. Вакуум не проводил звуки, и пир генно-модифицированных хищников проходил в тишине. От этого было ещё абсурднее.