Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины
Шрифт:
Обычно забывается, что, создавая Воспитательное общество в Смольном монастыре, Екатерина имела перед глазами удачный пример подобного учебного заведения во Франции — знаменитый Сен-Сир, открытый во времена Людовика XIV. Королю подсказала создать его маркиза де Ментенон, дама просвещенная и религиозная одновременно. Внучка драматурга д’Обинье, вдова сатирика Скарона и воспитательница королевских детей от мадам Монтеспан, она стала последней любовью Людовика. Король даже заключил с ней тайный брак, причем почти с благословения супруги: умирая, Мария Терезия надела свое кольцо на палец доброй Франсуазы Скарон [206] .
206
Чернова
Маркиза учредила пансион для бедных дворянских девушек, стремясь дать им приличное образование и подыскать подходящие партии. Она сама следила за программой, часто навещала воспитанниц, иногда вместе с королем. Считается, что выпускницы Сен-Сира, выйдя замуж, внесли большой вклад в насаждение просвещенных нравов во французском обществе. Заметно, что Екатерина, опекая «монастырок» из Смольного, стремилась играть роль Ментенон и Людовика в одном лице. Она стала и августейшей покровительницей Воспитательного общества, и старшим, все понимающим другом девушек.
Одаренный педагог, императрица интуитивно почувствовала необходимость в таком друге. Находясь в стенах закрытого заведения, «пилигримки» были окружены, с одной стороны, сверстницами, равными и по положению, и по кругу знаний (вернее, незнания о внешнем мире), с другой — воспитательницами, с которыми доверительные отношения подчас были просто невозможны в силу субординации. Вне семьи отсутствовало важное звено — старший родственник-посредник, тетя или дядя, которые обычно и вводили племянников «в свет», разъясняли тонкости и условности «взрослой» жизни.
Литература Просвещения пестрит примерами, как такой родственник или мнимый друг только развращал подростков, открывая им неприглядные тайны светского общества [207] . (Достаточно вспомнить роль маркизы де Метрей из «Опасных связей» Лакло — холодной, расчетливой львицы, из ревности погубившей неопытную Сесиль Воланж) Однако без старшего друга дело обстояло еще хуже — разрыв с семьей и традицией мог обернуться для «монастырок» полной беспомощностью по выходе из Смольного. Попытка компенсировать потерю и привела Екатерину собственной персоной в круг благородных девиц.
207
Фукс Э.История нравов. Галантный век М., 1994. С. 177–178.
Смольнянки «с энтузиазмом говорили о посещениях Екатерины», нетерпеливо ждали ее. «Ах, Лёвушка! — восклицала императрица в одной записке. — …Неужели ты каждый день отмериваешь двести двадцать одну ступеньку, чтобы издали взглянуть на мой дворец, который вы не любите за то, что он так далеко разлучен с вами?» Провожая государыню, воспитанницы плакали, что несколько смущало жизнерадостную Екатерину: «Вы горюете, когда не видите меня. Вы, напротив, очень веселы, когда видите меня. Увы! погода дождливая. Путешествие в Москву печалит вас; слезы ручьем текут, и когда я видела вас в последний раз, следы их были заметны» [208] .
208
Письма Екатерины II девице Левшиной // Дашкова Е. Р.Записки. М., 1990. С. 334.
Девушки нетерпеливо дожидались возвращения императрицы из дальних поездок, но особенно они ждали того момента, когда закончится их обучение и самые выдающиеся будут приняты фрейлинами ко двору. Екатерина не забывала обнадеживать младших подруг на счет этой блистательной перспективы. «Ровно через три года я приеду
Образ старшей подруги — женщины искушенной, светской, способной дать ответы на вопросы, волнующие молодую девушку — не редкость ни в быту, ни в литературе того времени. В юности Екатерина сама пережила обаяние подобной личности — графини Бентинк, вдовы графа Ольденбургского — и хорошо запомнила силу этого чувства и приемы, которые производят впечатление на юную, еще неопытную душу. Когда понадобилось, императрица смогла блестяще воспользоваться своим опытом в отношении «сестриц» из Смольного.
Государыне вовсе не хотелось, чтобы воспитанницы росли дикарками. Ей нравилось показывать их публике, когда они посещали резиденции или выступали на сцене. «Я хорошо помню, как однажды в Летнем дворце прыгали рои моих белых друзей, между тем как разноперые птички летали по стенам, вскружив головы всему городу» [209] , — шутила она с Лёвшиной. В Уставе Общества было записано: «Для большей привычки к честному обхождению, то есть чтобы придать девушкам приличную смелость в поведении, необходимо установить в сем обществе по праздничным и по воскресным дням собрания для приезжающих из города дам и кавалеров» [210] .
209
Там же. С. 332.
210
Петинова Е.Указ. соч. С. 17.
Поэтому торжества и спектакли в монастыре были открыты для благородных господ обоего пола. Особенно пышно отмечалось окончание учебного года, которое было приурочено ко дню рождения императрицы 21 апреля. Тогда Смольный посещали высшие государственные сановники, иностранные послы и придворные во главе с Екатериной. В мае 1773 года для девиц старшего возраста специально была устроена прогулка в Летнем саду, чтобы показать их столичной общественности. Это событие отметили статьями «Санкт-Петербургские ведомости» и «Живописец» Н. И. Новикова, а А. П. Сумароков посвятил девушкам оду.
Екатерина даже была не против поддержать ухаживания придворных кавалеров за кем-нибудь из «монастырок». Коль скоро ей нравилась смуглая Лёвшина, то именно той и позволялось больше других. Покровительство императрицы исключало возможность недовольства со стороны начальницы Воспитательного общества француженки Софьи де Лафон. «Скажите от меня мадам Лафон, — писала государыня, — что высокая девица в белом платье с носом попугая и темным лицом, та самая, что приветствовала меня при входе в монастырь целой батареей охи ах… совершенно в моем вкусе». Такая близость и стала причиной, по которой Екатерина прочила Лёвушку в суженые Григорию Орлову, когда их собственный роман давно был в прошлом. «Серенада, которую вам задал князь Орлов, по моему мнению, не дурная мысль. Он любит дурачиться и очень расположен к вам, известной ему от колыбели. Он также любит отечество и ваш институт, устроенный на благо его. Он в особенности любит вас, и знаете ли за что? За то, что вас нельзя не любить» [211] .
211
Письма Екатерины II девице Левшиной // Дашкова Е. Р.Записки. М., 1990. С. 333.