Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет
Шрифт:
Г-жа Прокуратова скоро сведала о грубой ошибке; ее знакомые до сих пор не могут равнодушно вспомнить ее визитов. Уверяют, что с тех пор, как в Москве это случилось, исчезли у конфетчиков прежде печатанные маленькие гадальные карты; они больше не продаются, но остались многим памятны по г-же Прокуратовой, которая до сих пор еще извиняется в обществе, особенно председатель никак не может ей простить неосторожного применения».
Глава VII.
«Подарки же дарят не
«…У вас нет права выбора — дарить либо не дарить, по определенным дням вы вынуждены делать и получать подарки, в противном случае вы нарушите обычаи страны и нанесете всем оскорбление», — писала Кэтрин Вильмот{2}.
Щедрость русских дворян, их желание и умение делать подарки поражали многих иностранных путешественников. Не отличались скупостью и российские императоры, во дворцах которых целые комнаты отводились для подарков как иностранным гостям, так и своим подданным.
«Недавно лучшая публика стекалась в Таврический дворец любоваться выставленною там хрустальною кроватью, назначенною в дар от российского монарха персидскому шаху. Великолепная, и можно сказать, единственная в свете кровать сия, блистает серебром и разнообразною гранью хрусталей, украшена сему хрустальными столбами и ступенями из синего стекла. Она устроена таким образом, что с обеих сторон ее могут быть фонтаны благовонной воды, и склонять к дремоте сладким шумом своим; а при освещении она засверкает тысячью алмазов, без сомнения, удивит восточную пышность и роскошь! Кровать сия есть изделие Императорского Стекляного завода»{3}. «Кровать сия имеет 5 3/ 4аршина в длину, 3 1/ 2ар. в ширину и 13 вершков в вышину…»{4}.
Придворным и дипломатам иностранных держав император жаловал усыпанные драгоценными камнями табакерки с царским портретом или вензелем, бриллиантовые перстни, алмазные знаки орденов.
«Его Императорское Величество с отличной щедростию удостоил меня сувенира, какой намного ценнее того, что установлено в таких случаях для чрезвычайных посланников, — пишет Ж. де Местр графу де Валезу в июне 1817 года, — подаренная мне шкатулка стоит более 20 000 рублей. Я везу ее в Турин. Их Величества Императрицы выказали и мне, и семейству моему редкую доброту. У меня недостает выражений для благодарности сему двору за все сделанное для меня»{5}.
Обер-гофмейстерина Прусского двора, графиня Фосс, побывавшая в Петербурге в 1808 году, отмечает в своем дневнике: «Мы по-семейному обедали у царицы-матери. Пред обедом я осматривала комнату, в которой для подарков находится целое собрание чудеснейших шуб. Одна, из великолепной чернобурой лисицы, предназначена нашей королеве; здесь же хранятся бриллианты, перстни, ожерелья, одним словом, всякие драгоценности, из которых царь сам выбирает подарки для избранных»{6}.
Во дворцах вельмож также имелись комнаты, в которых хранились подарки для гостей. Во дворце Н. П. Шереметева была комната, «набитая вещами драгоценными, назначенными на одни подарки, и по мере что дарил, заменял их беспрестанно новыми».
Если начальникам подчиненные могли делать подарки лишь в исключительных случаях, то царю и особам царской фамилии
«Одна дама вышила подушку, которую поднесла Александру I при следующих стихах:
Российскому отцу
Вышила овцу,
Сих ради причин,
Чтобы мужу дали чин.
Резолюция министра Державина:
Российский отец
Не дает чинов за овец»
{7}
А вот еще один анекдот о подарке, преподнесенном царю его подданным: «Император Александр I желал иметь у себя попугая и получил его в подарок от Нарышкина, к которому часто и запросто хаживал некто Гавриков, младший директор заемного банка, которому хлебосольный хозяин всегда приказывал подавать пуншу, любимый напиток гостя. Однажды, пред Пасхой, окладчик явился к государю со списком награждаемых и при слове: "статскому советнику Гаврикову"… "Гаврикову пуншу, Гаврикову пуншу!" — заорал смышленый попугай, и в наградных ведомостях государь собственноручно написал против награждаемого чиновника: "Гаврикову пуншу!"»{8}.
Разнообразны были и подарки, которые преподносили «благодарные верноподданные» императрицам. Воронежская помещица Вера Андреевна Елисеева, сестра «владетельницы фабрики шалевых изделий» Настасьи Андреевны Шишкиной, «в 1825 году июля 21 дня, накануне всерадостного дня тезоименитства Ее Величества, имела счастие поднести Монархине (Марии Федоровне. — Е.Л.) свое произведение». Речь идет о чудесной шали стоимостью в 12 тысяч рублей. «Государыня приняла госпожу Елисееву с свойственною ей обворожительностию, хвалила патриотическую цель ее, хвалила ее труды, восхищалась красотою полотна и, возвратя ей оную, пожаловала в знак ободрения и памяти драгоценный крест»{9}.
Впоследствии, в 1829 году эту шаль приобрел Николай I, «повелел взять ее за означенную цену для двора». «Ободренная вниманием августейшего покровителя отечественной промышленности Настасья Андреевна Шишкина, чрез его Сиятельство г. министра финансов удостоилась поднести Ее Величеству прекрасный голубой плащ, с каймою белого поля, с различными европейскими цветами, и удостоилась за сие приношение получить великолепные бриллиантовые серьги в 1500 рублей»{10}.
Автору этой книги посчастливилось в Российской Государственной библиотеке держать в руках сочинение Александры Зражевской «Картины дружеских связей», изданное в Санкт-Петербурге в 1839 году с дарственной надписью: «Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Феодоровне от сочинительницы всеподанейшее приношение» [33].
Метроман граф Д. И. Хвостов регулярно подписывал свои творения, изданные на собственные деньги: «Вашего Императорского Величества Верноподданнейший Граф Дмитрий Хвостов».
В 1791 году был издан его перевод трагедии Расина «Андромаха»», который Хвостов посвятил Екатерине II. Второе издание в 1811 году было посвящено королеве Вюртембергской Екатерине Павловне:
Я прежде посвящал Второй Екатерине
Расина славный труд; его исправя ныне,
Тебе я подношу, Екатерина, вновь…