Повседневная жизнь Европы в 1000 году
Шрифт:
Каким бы хорошим учителем словесности ни был Герберт, больше всего он поражал воображение современников своими познаниями «искусств математических», то есть квадривиума. По правде сказать, нельзя утверждать, что он внес много нового и в эти науки. Но, похоже, он умел хорошо объяснять их своим ученикам.
Арифметика
Арифметика еще не вышла из детского возраста. Конечно, римские цифры, столь неудобные даже для простых вычислений, постепенно вытеснялись теми, которые, без особого на то основания, стали называть арабскими. Однако нуль, без которого невозможно обозначать круглые десятки, сотни и т. п., не был известен. Боэций в V веке ввел в употребление примитивную счетную машину под названием абак. Около 970 года ученик шпейерской школы по имени Вальтер описал ее в поэме о святом Христофоре. Так что Герберт не изобрел ее, однако, возможно, расширил сферу ее применения. Ришер описывает абак, который Герберт заказал «одному чеканщику». Это была «пластинка, разделенная на отделы. В длину она разделялась на 27 частей, на которые он нанес 9 знаков, обозначавших все числа». Это не вполне понятно. Предположим, что на этой пластине было три колонки, каждая из которых могла включать 9 цифр. Эти цифры были материально воплощены следующим образом: «Он приказал также сделать тысячу знаков из рога, — продолжает Ришер, — благодаря которым
170
Regula de abaco computi (лат.) — Правила исчисления на абаке.
171
Для дробей у римлян существовала двенадцатиричная система обозначения, причем каждая дробь от1/12 до 11/12 имела собственное название. В этой системе 1/8, например, должна называться «полторы двенадцатых». Происхождение этой системы неизвестно.
Музыка
Музыку в это время относили к математическим искусствам. Подобная точка зрения восходила к идеям полулегендарного Пифагора, того грека, жившего в VI веке до н.э., которому приписываются древнейшие достижения в области математики. Он видел в числах основу любого познания и, заметим, во многом предопределил этим особенности нашего современного мышления. Что касается музыки, то, если он и не был в состоянии йотировать частоты звуковых вибраций, как это делаем мы, то он во всяком случае понял, что они существуют, и констатировал, что частота вибрации увеличивается, а звук становится выше, если звучащая струна укорачивается. Рассказывают, что однажды он провел целый день у дверей кузни, в которой пользовались пятью молотами. Каждый из них издавал отличный от других звук Он заметил, что два молота издают один и тот же звук, но с разницей в октаву. Он взвесил молоты и установил, что молот, издававший более низкий звук, был вдвое тяжелее, чем издававший высокий звук Один из оставшихся трех молотов диссонировал, и Пифагор отложил его в сторону. Два остальных звучали, по сравнению с первыми двумя, один, — в квинту, а другой — в кварту. Их веса были соответственно 5:7 и 4:7. Пифагор, который не доверял слишком точному чувству слуха, равно как и музыкальным инструментам, которые изменяли звучание в зависимости от температуры и других воздействий, благодаря этому опыту с молотами смог с большей уверенностью заключить, что существует определенное соотношение высоты звука с длиной струны струнных инструментов и с объемом духового инструмента.
Таковы истоки математической теории музыки, которая, должно быть, дошла до средневековых мыслителей благодаря трактату «De musica» [172] * Боэция. Согласно рассказу Ришера, Герберт «установил последовательность тонов на монокорде» — инструменте, на котором можно было произвольно менять длину одной струны при помощи подставки. «Он различал их созвучия или симфонические объединения [173] по тонам и полутонам ‹…› и посредством соответствующей классификации звуков по различным тонам он расширил совершенное знание этой науки».
172
De musica (лат.) — О музыке.
173
Слово «симфонический» в данном случае употреблено не в привычном нам современном смысле, а означает одновременное звучание нескольких звуков (от греч. symphonia — «созвучие»).
В музыкальной теории Герберт придерживался взглядов Боэция. Живший вскоре после него Гвидо, монах из Ареццо, возможно, француз по происхождению (он родился в окрестностях Парижа и воспитывался в аббатстве Сен-Мор-де-Фоссе), дал имена нотам гаммы, которые мы используем до сих пор. Ut, re, mi, fa, sol, la, si были первыми слогами каждой из семи строк гимна, посвященного святому Иоанну [174] . До этой весьма полезной реформы ноты обозначались буквами алфавита. Однако эти слоги, которым было уготовано столь прекрасное будущее, поначалу давали лишь относительное обозначение нот: с какой бы ноты ни начиналась гамма, ее начинали с ut. Обозначение абсолютной высоты — в тех пределах, в которых ее можно установить, не зная диапазона, — еще долгое время передавалось традиционными буквами.
174
Гвидо д'Ареццо (990-е — ок. 1050) — итальянский монах. В отличие от того, что пишет Э. Поньон, другие источники указывают, что он получил образование в монастыре Помпозы, близ Феррары. Он изобрел многолинейную форму нотного письма, прообраз современной пятилинейной нотации и ввел слоговые названия нот. Свою музыкальную систему он изложил в трактате «Краткое слово об изучении искусства музыки» и в письме к монаху Михаилу, сохранившемся до наших дней. Его авторитет в Средние века был столь велик, что ему даже приписывали изобретение музыки.
В названиях нот, предложенных Гвидо, «си» отсутствует, так как он пользовался гексахордом (шестиступенным звукорядом). «Си» появилось лишь в XVI в. «Ut» заменяет принятое теперь «до». Каждый из слогов является первым слогом строки латинского гимна св. Иоанну, широко известного певчим того времени: это была молитва певцов об избавлении от хрипоты. Однако мелодия гимна была другой. Гвидо соединил текст с мелодией, в которой каждая строка начиналась со следующей по гамме ступени звукоряда. Поэтому первые слоги строк и дали названия соответствующим звукам. Вот этот гимн:
Ut queant Iaxis Resonare fibris, Mira gestorum, Famali tuorum, Solve polluti Labii reatum, Sancte Johannes!Употребление
Однако следует оговорить, что музыканты-певчие не знали теории музыки, да она им и не была особенно нужна. Певчие и монахи хора обучались при помощи упражнений, вырабатывали конкретное чувство мелодии. Музыкальная нотация, которой они располагали, так называемые «невмы» [175] , знаки, также заимствованные у греков, не представляли собой зрительного образа высоты звука (в отличие от наших нот, расположенных друг над другом на пяти линейках). Память, возможно, помогала певчим куда больше, нежели ноты. Идея нотного стана впервые была предложена тем же Гвидо из Ареццо.
175
Поскольку принятые в средневековой музыке лады характеризовались типичными, запоминаемыми мелодическими формулами, то для воспроизведения каждой мелодии было важно напомнить порядок следования отдельных типичных фрагментов и конфигураций. Это наглядно осуществлялось невмами, специальными значками, располагавшимися над текстом и показывавшими направление движения мелодии (аналогично движениям рук дирижера). Обычно каждый значок обозначал целую попевку, хотя существовали и значки, соответствующие одному звуку. Предположительно эти значки произошли от греческой (александрийской) системы обозначения ударений и попали на Запад из Византии в VIII веке.
Переписка Герберта свидетельствует о том, что он сам строил и руководил строительством органов. Таким образом, как в арифметике он конкретизировал знания, усовершенствовав абак, так и в музыке он не удовлетворялся одной теорией.
Геометрия
Что касается геометрии, то до нас дошел трактат по этой науке, написанный самим Гербертом. Он иногда цитирует в нем греческих авторов. Однако он не знал их языка. Скорее всего, он познакомился с их трудами только по рукописи, находившейся в то время в аббатстве Боббио и также сохранившейся до наших дней. Эта работа, скорее практическая, чем теоретическая, была создана для римских землемеров. Расчет площадей поверхностей в ней не всегда точен, хотя именно этому вопросу в основном и посвящен трактат.
Астрономия
Остается астрономия. Ришер пишет: «Необходимо сказать, с каким пылом он изучал астрономию, чтобы читатель хорошо уяснил себе, какова была мудрость этого человека и сколь полезна вообще эта наука». Ранее в этой книге мы уже встречались с тремя сферами, сконструированными Гербертом, чтобы явить взору учеников материальный образ мироздания, представлявшегося, как мы помним, в виде сферы с Землей в центре, и движения небесных тел. Сколь интересными и полезными ни были эти модели, они всего лишь иллюстрировали астрономические представления, унаследованные от античности. Правда, в большинстве монастырей об этих представлениях не имели понятия, однако они были сохранены в тех учебных центрах, которые в большей степени ценили мирские книги.
Право
Из трех наук, не входивших в свободные искусства, — медицины, права и богословия, — Герберт хорошо знал лишь две последние. Он был изощрен в каноническом праве и охотно передавал свои знания ученикам. Что касается гражданского права, то, похоже, он не обучал ему; в его времена эта отрасль юридической науки еще находилась в стадии младенчества. Обширные своды законов Юстиниана: Дигеста, Кодексы и Институции, — были обнаружены значительно позднее. В отсутствие этих образцов римского права, которые ревностно изучались в Италии и во Франции, в особенности в Орлеане, «законниками» последующих столетий, единственную основу гражданского права составляли местные обычаи, мало подходившие для теоретического изучения. Правда, Жан де Вандевьер, аббат монастыря Горзе в Лотарингии, по словам его биографа, «слово в слово знал все светские законы». Очевидно, здесь речь идет об эдиктах императора Оттона, поскольку Лотарингия входила в состав Империи. У Капетингов же практически не было кодифицированных законов, действовавших во всем королевстве, и вполне понятно, почему в Реймсе, где было ни к чему изучать германские законы, было практически не на чем строить изучение гражданского права.
Богословие
Богословие предоставляло бесконечную пищу для удовлетворения интеллектуального голода Герберта и его учеников. Вместе с тем не похоже, чтобы в Реймсе оно вызывало такую же неодолимую страсть, которая позже составила славу и несчастье Парижского университета [176] . Из теологических трудов нашего учителя богословия следует выделить весьма интересный трактат «О теле и крови Христовых». Впрочем, возможно, это сочинение на самом деле не принадлежит ему, но лишь подписано его именем. Ереси, порождаемые рискованными интерпретациями догм, не были отличительной чертой интересующего нас времени. Те ереси, что были разоблачены в Орлеане и привели к гибели на костре Эрбера и Лизуа, а также их учеников, были, как мы видели, ересями совсем другого рода.
176
Изначально Парижский университет (Сорбонна) славился своим богословским факультетом, однако со временем этот факультет стал оплотом фанатически настроенных католиков, устраивавших травлю инакомыслящих.
Медицина
Герберт понимал, что недостаточно знает медицину. У него было несколько трактатов, посвященных этой науке, и он их, несомненно, прочел, однако он не владел искусством лечения. В этой области блистал Ришер, или, во всяком случае, создавал о себе такую славу. Так или иначе, Ришер интересовался медициной. Мы видели, как он поехал в Шартр, чтобы прочесть «Афоризмы» Гиппократа. В своей летописи он не упоминает ни об одной смерти без того, чтобы описать ее клиническую картину. Например, король Лотарь, «пораженный приступом того недуга, который врачи именуют коликами, скончался в своей постели». «Он жаловался на то, что справа, чуть выше интимного места, чувствует нестерпимую боль. Он также ощущал жестокие боли от пупа до селезенки вплоть до левого паха, и даже в заднем проходе. Почки и кишечник также были поражены в немалой степени. У него были постоянные позывы и кровавый стул. Временами его голос становился совершенно глухим, его бросало в холод от лихорадки. В кишечнике было слышно рычание. Его постоянно тошнило. Он безуспешно пытался вызвать рвоту, его живот был напряжен, а в желудке ощущалось жжение». Похоже, что в этих симптомах можно распознать аппендицит и его естественное следствие — перитонит.