Повседневная жизнь французов при Наполеоне
Шрифт:
«Мы начали пробуждаться ото сна», — вспоминала герцогиня д'Абрантес.
«Мне что-то непонятна история с московским пожаром и всем прочим», — призналась Евгению сестра Гортензия.
Непонятными кажутся и взрывы хохота, прозвучавшие через несколько дней после Березины. Да, было и такое!
«1 декабря ставка была в Стойках; такого скверного ночлега мы еще никогда не имели, — рассказывает Коленкур. — Мы прозвали эту деревню Мизерово (от французского слова “misere” — нищета). У императора и начальника штаба были маленькие ниши в 7–8 квадратных футов каждая.
В другой комнате набились все остальные чины штаба. Холод был такой, что все искали спасения в этой комнате, переполненной так, что можно было задохнуться; лежать можно было только
Выходя из комнаты, кто-то в темноте наступил на ногу г-на де Боссе [300] , который ехал с нами из Москвы в коляске и жестоко страдал от подагры. Проснувшись от боли, причиненной ему этой косолапостью, несчастный закричал: «Это ужасно! Это убийство!» Те, кто не спал, расхохотались, и смех разбудил спящих, и вот, в конце концов, и самые серьезные люди, в том числе и бедняга больной, и самые легкомысленные громкими взрывами хохота одинаково уплатили свою дань этому минутному веселью. Я рассказываю об этой сцене, чтобы показать, до какой степени человек привыкает к самым прискорбным событиям и становится почти бесчувственным зрителем величайших несчастий, а в то же время его развлекает самый ничтожный пустяк».
300
Боссе Луи Франсуа Жозеф (1770–1835) — барон, драматург и писатель. Префект императорского двора.
А еще через несколько дней взорвалась бомба, подложенная под Империю: 29-й бюллетень!
Всё новые зловещие подробности увеличивали ужас впечатления от событий в далекой России. Обычно бюллетени называли и имена героев, и имена тех выдающихся воинов, офицеров и генералов, которые были убиты либо ранены. Но теперь главные вопросы не «кто погиб» или «кто ранен», а «кто выжил».
Неужели Наполеон побежден? Этого не может быть!
Что же случилось в столице Империи в отсутствие Наполеона?
Удаленный императором за свои республиканские убеждения, генерал Клод Франсуа Мале был посажен в Венсенскую тюрьму, а затем переведен в лечебницу Дюбюиссона. Там он составил, вместе с несколькими оппозиционерами, план свержения Наполеона. В ночь с 22 на 23 октября он бежал из-под стражи, вместе с сообщниками Бутро и Рато явился в казармы и уверил солдат в том, что Наполеон погиб в России.
Затем, освободив из тюрьмы Ла Форс Лагори, бывшего начальника штаба генерала Моро, а также Гидаля, участника заговора на юге Франции, этот авантюрист смог арестовать министра полиции Савари и префекта полиции Паскье.
«Планы Мале, — вспоминал Савари, — осуществлялись безукоризненно. Ему подчинились банк, казначейство, два батальона, ни один из которых не оказал сопротивления».
— Это произошло в Кремле, когда там находились наши войска. Армия отступает в смятении. Русские уже в Варшаве, — говорили солдатам Лагори и Пидаль о смерти Наполеона. Правдой было лишь то, что «армия отступает в смятении». Но многие верили и во все остальное.
С батальоном парижских гвардейцев Мале отправился к городскому коменданту Поллену, которому сообщил о смерти императора и объявил об учреждении временного правительства. Поллен, испытанный бонапартист, не поверил сообщению. Он потребовал документы.
— Охотно, — сказал Мале и выстрелил Поллену в голову. — Вот вам мои документы!
Он тяжело ранил Поллена, но затем был схвачен. Напрасно префект департамента Сена г-н Фрошо готовил зал для заседания «нового правительства» в ратуше. Мале судили военным судом и расстреляли вместе с сообщниками.
«Безмятежное настроение у общественности Парижа до того времени не было встревожено сообщением о каком-либо бедствии, но отдаленность императора и его армии от страны, жестокость русских средств обороны и пожар, уничтоживший почти всю Москву, вызвали смутные проявления беспокойства во Франции, — пишет секретарь Наполеона Меневаль [301] ,
301
Меневаль Клод Франсуа (1778–1850) — барон, личный секретарь Жозефа Бонапарта, затем Наполеона.
Императрица вместе с сыном спокойно проживала в Сен-Юту, когда появление конного отряда гвардейцев, посланного военным министром, вызвало у нее сильное беспокойство за безопасность ее самой и сына. Она в пеньюаре и с распущенными волосами выбежала на балкон, выходивший во внутренний двор дворца, и только тогда получила первые известия о попытке заговора, которого совсем не ожидала. Однако ее испуг продолжался недолго.
Но что произвело глубокое впечатление на Францию и Европу, так это дерзость, с которой малоизвестный человек, не имевший ни денег, ни репутации, совершенно один и без сообщников сбежал из тюрьмы, чтобы попытаться осуществить захват государственной власти, который чуть было не увенчался успехом. Другими причинами всеобщего изумления были та легкость, с которой он сумел убедить войска в смерти императора, и та пассивная покорность, с которой муниципальные власти подчинялись его приказам.
Осознав необходимость своего присутствия в Париже, император, не хотевший покидать армию, пока она находилась в непосредственной опасности, в конце концов принял решение вернуться во Францию» [302] .
29-й бюллетень был опубликован 16 декабря в правительственной газете «Moniteur». Шок был неописуемым. Начался ропот — среди богатых и бедных.
Французы любили читать бюллетени Великой армии. Эти листки не только сообщали о новых победах, но и будто передавали людям энергию, излучаемую великим человеком. Наполеон творил дела, достойные великой нации, и народ отдавал ему должное.
302
Здесь и далее записи Меневаля и Констана цитируются по книге: Наполеон. Годы величия 1800–1814 в воспоминаниях секретаря Меневаля и камердинера Констана. М: Захаров, 2002.
Император сам составлял тексты бюллетеней. Его умение выстраивать мощные, ясные и лаконичные фразы приводило людей в восторг и воспламеняло воображение. Он, как отмечает Бальзак в «Темном деле», обладал «особым, присущим ему красноречием, которое преображало трусов в героев».
И что они прочитали и услышали на этот раз?
«Французская армия с 14-го числа [303] была без кавалерии, без артиллерии, без обоза. Без кавалерии нельзя было разведать о движении русских, а без артиллерии — вступить в бой. Такое положение было весьма затруднительно; слабые люди потеряли присутствие духа, веселость и мужество».
303
То есть с 14 ноября.
Французы давно привыкли к «святой» лжи бюллетеней Великой армии. Победы заметно приукрашивались, потери разительно преуменьшались. И если продиктованные Наполеоном слова — только часть правды, то каковы же истинные размеры катастрофы?
— Что с нашими мужьями? Что с нашими мальчиками? — спрашивали друг у друга окончательно лишившиеся покоя жены и матери.
«Без кавалерии, без артиллерии… потеряли присутствие духа, веселость и мужество». Парижане и жители провинции вчитывались в эти строки, и их воображение дорисовывало жуткие картины распада и гибели славного войска.