Повседневная жизнь Испании Золотого века

Дефурно Марселен

Тициан. Император Карл V. 1548 г.

Филипп II в юности.

Тициан. Императрица Изабелла Португальская. 1548 г.

Филипп II с отцом Карлом V. Придворный художник XVI в.

Тициан.

Филипп II.

Оригинал письма Главного инквизитора кардинала Гаспара Квироги от 3 марта 1575 г. (справа)и комментарии короля Испании Филиппа II.

Франсиско Сурбаран. Освобождение Кадиса.

Софонисба Ангисола.Елизавета Валуа.

Хуан Батиста Мартинес даль Масо.Вид Сарагосы, 1646–1647 гг.

Диего Веласкес. Граф-герцог Оливарес, первый министр Испании, фаворит короля Филиппа IV. 1625 г.

Карикатура, представляющая Филиппа IV в виде Дон Кихота и Оливареса в образе Санчо Пансо. Первая четверть XVII в.

Эскориал.

Диего Веласес. Дон Диего де Асадо, карлик Эль Примо.

Общий вид дворца Буэн Ретиро.

Франсиско Кеведо.

Луис де Гонгора.

< image l:href="#" />

Лопе де Вега.

Автограф комедии Лопе де Вега.

Диего Веласкес.Пряхи.

Простые испанцы. Фрагмент картины Диего Веласкеса «Триумф Вакха».

Франсиско Сурбаран.Монахи за обедом. 1636 г. Фрагмент.

Рапиры . Испания. Первая половина XVII в.

Шпага и кинжал для левой руки. Толедо. 1597 г.

Поединок.

Шутки над новичками, — традицию которых новый университет в Алькале почтительно перенял, — были часто дурного вкуса, а иногда и просто откровенно грубыми. Новичка ( novato), мгновенно

определявшегося по тому, как неловко он носил новую сутану и квадратную шапочку, окружала группа бывалых, исполненных притворной услужливости: «Ну что, оставил папочку и мамочку? Много было слез?.. Какая великолепная сутана! А крепка ли она?» И в порядке испытания новичку отрывали рукав. «А какая чудная шапочка!» И шапочка шла по рукам, пока вся измятая не возвращалась и грубо не натягивалась по уши на голову владельца. ^{202} Но это было лишь вступление, и можно узнать у Пабло из Сеговии, в чем состояло продолжение novatada(посвящения новичка): «Я вошел во двор (университета Алькалы), и едва я ступил туда, как ученики стали пристально на меня смотреть, говоря при этом: „Глянь-ка, новичок“… Я засмеялся, чтобы они подумали, что ошиблись, но все было напрасно… Их было уже больше сотни вокруг меня. Они начали фыркать, и по движению их губ я догадался, что они собираются делать. Один из них, явно простуженный, плюнул в меня. Я воскликнул: „Господи, ты меня…“ Я не смог закончить: настоящий дождь обрушился на меня. Я прятал лицо под полой плаща, но я был мишенью для всех, а они метко целились. Я был оплеван с головы до ног и стал похожим на плевательницу старого астматика». Этот обычай sacar nevado(делать белым как снег), подтверждаемый всеми свидетельствами того времени, сопровождался множеством других шуток, иногда еще более отвратительных, которые продолжались в течение нескольких дней. Наконец это «крещение» заканчивалось и в завершение устраивалась трапеза, которую новичок устраивал для более старших учеников, а те отныне принимали его в свои ряды: «Да здравствует наш собрат! да будет он принят к нам; пусть отныне он пользуется всеми преимуществами старших; пусть он болеет чесоткой и умирает с голоду, как все мы!..» ^{203} Теперь он мог участвовать во всех развлечениях и во всех ссорах, которые только могли возникнуть в этом «приятном, фантастическом, бесстрашном, свободном, влюбленном, расточительном, дьявольском, веселом» мире, созданном, по словам Сервантеса, студенческой братией.

Развлечения не ограничивались лишь теми, которые предлагал университетский календарь, изобиловавший праздниками. К развлечениям относились также забавы, официально запрещавшиеся университетскими правилами: карты, кости и конечно же любовные приключения. Последние могли быть чисто платоническими: galanteo de monjas(ухаживания за монашками) получили распространение в Саламанке и других университетских городах, где некоторые студенты занимались любовной казуистикой в монастырских приемных, которых было еще больше, чем колледжей. Но в любом университетском городе по другую сторону монастырских решеток многочисленные «девушки», отнюдь не слывшие недотрогами, всегда были готовы утешить студентов в их горестях. Несмотря на то, что эти девушки продавали свою любовь, она также являлась поводом для соперничества, иногда приводившего к дуэлям, дракам и даже убийствам. Гусман де Альфараче был не единственным, у кого под кроватью хранилась шпага. Многие студенты, когда выходили на улицу ночью, надевали под сутану кольчугу, а на пояс вешали шпагу или кинжал.

Другим поводом для ссоры служили разногласия между «нациями», то есть стычки между группами студентов, родившихся в различных провинциях Испании. Поводом для спора могли служить выборы преподавателя, потому что каждая «нация» принимала сторону своего земляка. Но чаще всего единственной причиной для ссоры служила взаимная неприязнь, которую испытывали друг к другу уроженцы различных областей страны, и представители одного землячества могли стать объектом насмешек со стороны другого.

Стоило только возникнуть ничтожной ссоре между представителями различных «наций», как каждый из соперников бросался за помощью к своим и начиналась настоящая баталия, которая прекращалась только с появлением общего врага — людей, следивших за порядком. Они были заклятыми врагами студентов и не вызывали к себе ни малейшей симпатии в связи с тем, что по своему положению были неподсудны общим органам правосудия, имея благодаря этому возможность заниматься злоупотреблениями, которые были выявлены королевской комиссией, созданной в 1645 году для изучения этой проблемы: «В университетские регистры попадают люди старше двадцати лет, у которых нет ни малейшего намерения учиться и которые никогда ничему не учились; они стараются только показать свою храбрость и ведут беспорядочный и авантюрный образ жизни, оказывая, таким образом, дурное влияние на более молодых студентов». В связи с этим комиссия предложила усилить контроль, чтобы удостовериться, все ли зачисленные студенты ходят на занятия и умеют говорить на латыни, в противном случае они должны были препоручаться коррехидору — то есть во власть государственного правосудия — и рассматриваться как бродяги. ^{204}

Жители Саламанки, так же как и Алькалы, тоже были жертвами этих эксцессов. Они, конечно, понимали, что практически всем своим существованием город был обязан присутствию в нем университета, и все их типографии, книжные лавки, пансионы и торговля были живы только благодаря большому количеству студентов. Но как можно было терпеть не только воровство в лавках — искусство, в котором Пабло из Сеговии, студент университета Алькалы, достиг, как он похвалялся, мастерства, — но и взламывание дверей домов, насилование дочерей и другие «шалости» подобного рода? По многим делам горожане принимали сторону полиции против студентов, и уголовные суды не колеблясь — невзирая на знаменитые университетские fueros— приговаривали некоторых заводил к казни, чтобы восстановить спокойствие. ^{205}

Все эти эксцессы и решительное вмешательство властей с целью положить им конец могли способствовать некоторому упадку, проявившемуся в университетской жизни с начала XVII века. Но основные причины были интеллектуального порядка: замыкание Испании в самой себе со времен правления Филиппа II; враждебность в отношении любых «новшеств» и возвращение, после периода расцвета в первой половине XVI века, к методам и духу схоластики; наконец, все более нараставшая конкуренция со стороны колледжей ордена иезуитов, которые привлекали лучших представителей высшего испанского общества. Основание Имперского колледжа в Мадриде в 1625 году, несмотря на протесты Саламанки, Алькалы и других крупных университетов, явилось в этом отношении важным событием.