Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо (1900—1910)
Шрифт:
Эта пара «безумно влюбленных» и послужила причиной разрыва Пикассо с Фернандой и окончательного прощания Пикассо с Монмартром.
Марсель, ее настоящее имя Ева Гуэль, сдружилась с Фернандой, они часто виделись. Почти каждый вечер обе пары встречались в «Эрмитаже». Уверенная в себе и в своей власти над любовником, Фернанда не сразу заметила, что того не оставили равнодушным чары Евы. Прожив столько лет с рубенсовской женщиной, Пикассо не прочь был обольститься изяществом Ватто. Это быстро почувствовала мощная Гертруда, не привыкшая хитрить.
Джино Северини, тоже вечерами наведывавшийся в «Эрмитаж», дает свою версию разрыва между любовниками «Бато-Лавуар»:
«Фернанда
46
Расставшись с Пикассо, она разыскала Роже Карла и прожила с ним двадцать лет.
Красивый и предприимчивый, как и положено итальянцам, молодой человек сразу понравился Фернанде. Она к этому времени уже догадывалась об изменах своего любовника. Подозрения закрались, когда он снял вторую мастерскую в «Бато-Лавуар», не сумев объяснить, зачем ему это понадобилось. Мастерская служила «гнездышком», куда он приводил Марсель.
Согласно версии Северини, Фернанда решила вмешаться и вернуть любовника. Не то чтобы она за него особенно держалась, но она понимала, что ни один из монмартрских художников не способен обеспечить ей столь благополучную жизнь, как Пикассо. Заигрывая с Убальдо Оппи и не желая упускать Пикассо, она считала, что эта хитрость позволит ей и удовлетворить свою страсть к Оппи, и возбудить ревность Пикассо. Одним словом, она сбежала с красавцем-итальянцем. Уловка, старая, как мир, кончилась провалом. Пикассо не заламывал рук от отчаяния и совсем не ревновал, наоборот, он почувствовал себя освобожденным. И, воспользовавшись случаем, в течение тех же суток увез Еву в Сере.
Пикассо рассказывает о разрыве иначе. Спустя пятьдесят лет он признавался Женевьеве Лапорт, что давно устал от фривольности Фернанды, ее вспышек ревности и не знал, как от нее отделаться: «В „Бато-Лавуар“ жил художник (Убальдо Оппи). Влюбившись в Фернанду, он отправил ей страстное письмо. Фернанда выбросила письмо в туалет». Туалет был такой конструкции, что письмо зацепилось за бортик По удивительному совпадению, сразу отправившись туда же, Пикассо нашел этот листок, прочел, разыграл сцену ревности, устроил Фернанде жуткий скандал и прогнал ее.
Эта версия не вызывает доверия, потому что в 1911 году, когда произошел разрыв, Фернанда уже два года не жила в «Бато-Лавуар». Но вполне правдоподобна радость Пикассо, почувствовавшего, что можно освободиться от Фернанды; его беспокоило только, куда пристроить Фрику перед отъездом с Марсель-Евой Юмбер-Гуэль. «Фернанда уехала вчера с художником-итальянцем. Что мне делать с собакой?» — писал он Браку.
Фернанда легко перенесла свою неудачу, а вот Маркусси был глубоко потрясен: он так любил свою Куколку! С отчаянием и яростью он рассказывал об этом вероломстве во всех бистро Монмартра и отомстил своему сопернику, нарисовав его прикованным цепью к новой подружке, которая тащит его по дороге со множеством расставленных капканов. Чем громче кричат от отчаяния, тем быстрее оно проходит, и уже через год Маркусси женился на богатой польке Алисе Галиска.
Что же касается любовников из «Бато-Лавуар», то после свидания в Сере, куда Фернанда приехала в сопровождении четы Пишо, защищавших ее интересы,
В 1958 году, оглохшая и измученная артритом, подхватив пневмонию, она слегла. Марсель, жена Брака, продолжавшая видеться с Фернандой, написала Пикассо о бедственном положении его бывшей подруги. Он сразу же выслал 10 тысяч франков, которые помогли ей встать на ноги, но больше он и пальцем не пошевелил. Фернанда умерла 1 февраля 1966 года, ничего не оставив. Правда, в шкатулке для драгоценностей в квартирке Нейи, где она одиноко жила на свою пенсию, лежало зеркальце в форме сердца, подаренное Пикассо: ее последнее сокровище!
Пикассо уезжает
Чтобы окончательно порвать с прошлым, в котором главную роль играла Фернанда, летом 1912 года Пикассо переехал в Сере, а потом, после того как туда заявилась Фернанда с обоими Пишо, еще дальше — в Сорг.
Новая чета вернулась в Париж только осенью. Канвейлер позаботился о том, чтобы перевезти вещи с бульвара Клиши на новую квартиру. Не появившись на Монмартре, Ева и Пикассо сразу переехали в мастерскую в доме 242 на улице Распай. Правда, только на время: через несколько месяцев они перебрались в очень комфортабельную, даже роскошную квартиру в доме 5 на улице Шоллер, напротив монпарнасского кладбища. Соседство не из приятных, тем более что Ева начала душераздирающе кашлять. Совсем молодая, она умерла от чахотки в начале 1916 года, оставив Пикассо в полной растерянности. Большего горя ему не принесла ни одна другая женщина.
Отъезд с Монмартра ознаменовал завершение необычайно плодотворного десятилетия его жизни, сделавшего его самым знаменитым художником XX века. Отъезд совпал также с финалом пребывания на Монмартре других художников авангарда. К славе шел не один Пикассо; Ван Донген, Дерен, Брак, встав на путь известности и богатства, тоже двигались к успеху, если и не столь громкому, то не менее прочному.
Первым «Бато-Лавуар» покинул Ван Донген, с комфортом поселившись сначала в проезде Солнье, а потом на улице Данфер-Рошро, где он устраивал костюмированные балы, положившие начало славе Монпарнаса. Вскоре за ним уехал Жак Вийон, отправившийся в Пюто, который казался таким же далеким, как Томбукту. Потом пришла очередь Брака, женившись, он поселился в проезде Гельма, а позднее по его заказу Огюст Перре выстроил для него элегантную виллу на улице Дуанье. Дерен тоже покинул улицу Турлак, заняв прекрасную квартиру с мастерской в старинном доме на улице Бонапарт, напротив дворика Школы изящных искусств.
В 1914 году на Холме оставались лишь Хуан Грис и Макс Жакоб, в беспросветной нищете, да «проклятая троица», продолжавшая крутить свой шумный «роман а-ля рюс» на улице Корто. Все эти художники терпели неуютную жизнь на Холме, потому что иначе не могли устроиться. Едва в кармане оказывалось несколько бумажек по сотне франков, как они стремительно улетали прочь.
Пикассо поступил так же, как остальные, но он всегда сожалел, что уехал с Монмартра. «На улице Равиньян, — рассказывал он Женевьеве Лапорт, — все мы располагались в нищенских мастерских, и мне казалось, что моим товарищам там нравится. Но я убедился, что они съезжают оттуда сразу, едва заведутся денежки».