Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков
Шрифт:
Работы в питейных заведениях хватало всем, поскольку их было много. В Даниловской слободе, например, в конце XIX века было 11 винных лавок, восемь трактиров, четыре харчевни и семь портерных, а проще говоря, пивных, поскольку портером называли крепкое пиво, что-то вроде нашего «ерша», страшная гадость, одурманивающая человека. Подавали пиво и в кофейнях, завлекая посетителей такими объявлениями: «Пиво продаётся прямо из бочки». Все эти заведения поглощали оставшиеся у людей от работы силы, их жалкие средства и свободное время. В 1898 году в Москве, по скромным статистическим подсчётам, насчитывалось 554 трактира с продажей крепких спиртных напитков. Так уж устроен русский человек, что, придя в какое-нибудь заведение, парой пива (двумя бутылками) не ограничится. Ему всегда мало. Единственное, что могло хоть как-то сдержать пьяницу, так это отсутствие у него денег на спиртное, несмотря на всю его дешевизну: за бокал пива брали 3 копейки, а бывало, что за два брали 5. Водка тоже стоила недорого, однако и на неё денег не хватало, и тогда мастеровые закладывали в
В чайных тоже сидели тёмные личности, которые брали у рабочих в залог кафтаны, жилеты, рубашки и пр. Деньги рабочие часто пропивали до последней копейки, а выкупать им вещи обычно было не на что. Но даже когда было на что, не всегда получалось. Газета «Московский листок» сообщала об одном благообразном старце, дававшем в пивной деньги под проценты. В залог у должника он на три дня брал вещи. На третий день он в пивную не являлся, а на четвёртый приходил и заявлял, что вещи не вернёт, так как залог просрочен, а потому «считается пропавшим».
Особенно активно в питейных заведениях Москвы шла торговля спиртным в субботу, так как в этот день православные раздавали подаяния у церквей. Большая часть этих подаяний прямым ходом шла в кабак.
Пьяницы называли водку «белым чаем», «холодным чаем», а некоторые портерные и пивные украшались вывеской «Парикмахерская» или «Булочная». Сделано это было неспроста. В стране, и в Москве в частности, шла упорная продажа водки, не оплаченной акцизом. Ну не хотели все эти «самогонщики» делиться с государством своей прибылью. Когда в середине 1880-х годов открылись чайные, в них тоже стали торговать водкой, только из-под полы. Содержатели ночлежных домов возмущались тем, что чайные лавочки отбили у них постояльцев, предоставляя им возможность проводить у себя всю ночь. Не давало им покоя и то, что в лавочках этих не проводилось полицейских обходов, как, скажем, на Хитровке. Ради наживы хозяева заведений игнорировали и другие распоряжения властей, касающиеся, например, ограничения времени продажи спиртного. «Захотели чаю попить. Зашли в трактир, — читаем мы в газете тех лет рассказ репортёра. — Предлагают: „Есть прекрасная водочка. — Как же, ведь ещё семи часов нет“, — оказывается, всё можно: для хозяина закон не писан. А сколько анонимок написано по этому поводу в акцизное управление! Но стоит только прийти двоим, сесть за столик, сказать: „Ну-ка, любезный, порцию холодненького чайку“, — и шабаш, в чайнике и подадут».
С 1873 года в Москве действовали «Правила о раздробительной продаже крепких напитков». В них было расписано устройство питейного дома, время торговли и, в частности, говорилось: «Питейный дом должен помещаться в одной комнате, имеющей не менее 16 квадратных саженей, а в высоту не менее 3,5 аршина, на первом этаже, совершенно отдельно, без всякой связи с другими помещениями, и иметь все окна на улицу. Окна не должны быть завешиваемы или закрываемы, и на окнах не допускается никаких выставок Питейный дом должен иметь не менее двух выходов на улицу (не считая хозяйского). Часть комнаты должна быть отделена стойкою. Кроме стойки и полок для хранения напитков никакой мебели не дозволяется кроме для сидельцев за стойкою. Не допускается никаких украшений: картин, портретов, бюстов. Запрещается пускать нижние чины, то есть солдат, воспитанников учебных заведений и вообще малолетних. Торговля с 7 утра до 11 вечера, а в праздники и воскресенья до 12 часов. Запрещается торговля во время крестных ходов и других процессий и по приказу градоначальника и губернатора… В портерных лавках дозволяется продажа пива, портера и мёда. Игры в домино, шахматы, шашки дозволяются в портерных и пивных с разрешения полицейского начальства. В трактирах и ресторанах, где допускается продажа спиртных напитков, не дозволяется иметь перегородок и отделений». Соблюдались все эти предписания далеко не всегда.
Хозяин трактира «Бубновая яма» в лабиринтах Гостиного Двора, в которых было легко заблудиться, решил, наверное, что последнее указание к нему не относится. Расположена была эта «Яма» гораздо ниже уровня земли, и для того чтобы попасть в неё, надо было спуститься на 12 ступеней. Прислуга в этом трактире была одета не в белое, как обычно, а в сюртуки, поверх которых имелись чёрные коленкоровые фартуки. Комнаты в нём называли «покойничками». Они были маленькие, сводчатые и разделены перегородками из досок В общем, довольно мрачное заведение, напоминающее морг. В Москве тогда тоже начинали появляться питейные заведения оригинальной наружности на манер французских.
Буфеты на железнодорожных станциях также относились к питейным заведениям. На станции Мытищи, например, существовало два буфета. Один для публики первого-второго класса с водкой, закусками, сельтерской водой и фруктами, а другой — для публики третьего класса — с водкой. Содержимое буфетов и царившая в них обстановка в начале XX века выглядели так, как описывал её один из репортёров: «Стоят редька в сметане, огурцы в уксусе, винегрет, картофельный салат, соленья, маринад, селёдка. Кто-то берёт водку и
Те, кто имел достаточно денег, подобные заведения не посещали. Ведущие артисты больших цирков, например, ходили в одну из кофеен на Тверской. Цирковые и балаганные артисты второго сорта, все эти воздушные и партерные акробаты, «человеки-змеи», фокусники, шпагоглотатели, «девицы-геркулесы», канатоходцы, которые забавляли народ на ярмарках и гуляньях, проводили свободное время в трактире, который они назвали «Тошниловка», вероятнее всего потому, что там кормили всякой дрянью, а также потому, что вошедшего в это заведение охватывал какой-то тошнотворный запах, исходивший как от кушаний, так и от заполнявших его первую комнату извозчиков. Находился трактир в Брюсовском переулке. Помимо первой в нём было ещё две комнаты. В них за столиками сидели артисты. Были они по большей части бледные, худощавые, подвижные и, как говорят в балете, выворотные от постоянных физических упражнений на гибкость. Многие из них были одеты в пёстрые одежды. У кого-то из-под полы виднелись какие-нибудь красные с бисером штаны, у кого-то на «акробацкие» туфли были надеты галоши. Здесь же находилась их «биржа», где артисты поджидали антрепренёров, а в случае успеха получали от них авансы: пятёрки и трёшки. Бывало, разворачивались в этом трактире маленькие представления перед антрепренёрами, а то и жуткие драмы из-за какой-нибудь танцовщицы или акробатки.
И всё-таки, по сравнению с обстановкой, царившей во многих других московских кабаках и трактирах, здесь было вполне прилично.
Если бы мы в конце XIX века совершили экскурсию по московским питейным заведениям, то она отняла бы у нас уйму времени и не на шутку расстроила бы. Теперь же, защищённые от всех мерзостей «проклятого прошлого» толстым слоем времени, мы сможем отправиться туда, не рискуя вернуться с разбитой физиономией и желанием срочно помыться. Начнём с «Петербургской слободки». Тянулась она тогда от Тверской Заставы до ипподрома и состояла из двухсот деревянных домишек, стоявших вплотную друг к другу. Жили в них служащие Смоленской (ныне Белорусской) железной дороги, кучера при конюшнях охотничьих лошадей и кое-какой народец, который тогда называли «тёмным». Вместо трактиров здесь были чайные. Появление чайных объяснялось тем, что трактиры облагались большим налогом, а чайные — несколькими десятками рублей. Под видом чая там подавали водку. В слободке днём и ночью торговали четыре чайные. Посетителями их были оборванцы, мастеровые, женщины самого низкого пошиба и конюшенные мальчики с ипподрома. Зимой в чайных к приличным посетителям подсаживались «отогревающие дамы». В одной из чайных имелся бильярд, хотя ни в портерных, ни в чайных бильярды, вообще-то, не допускались. Бильярд привлекал сюда золоторотцев и конюшенных мальчиков. Крик, шум, драки, песни, брань, мелкие кражи составляли повседневную жизнь этих злачных мест. Ближе к Тверской Заставе находился трактир Осипова — вертеп, переполненный жульём и продажными женщинами. Рядом — меблированные комнаты «Москва» с 50-копеечными номерами. Туда вёл специальный ход из Осиповского трактира. Вокруг было много всяких «портерных». На углу Тверской и Камер-Коллежского вала стоял большой дом Шерупенкова с его притонами, о которых мы вспоминали в предыдущей главе. Отсюда, в сторону Бутырок, располагались трактиры Шапошникова, портерная и трактир Родимцева, в котором воры сбывали краденое. Вдоль Лесной улицы тянулись дровяные склады, а за ними — Бутырки, тогда московский пригород.
Все Бутырки отапливались крадеными дровами, которые золоторотцы таскали вязанками с соединительной ветки между нынешними Белорусским и Савёловским вокзалами. Стоила такая вязанка 20 копеек В Марьиной Роще трактиры, портерные и чайные были на каждом шагу. Большинство домов там представляло собой лачуги, населённые беднотой. У Крестовской Заставы находился известный всем своими безобразиями и оргиями трактир «Адрианополь», носивший долгие годы прозвище «Чепуха». Ещё в 1888 году полиция, в связи с неоднократными публикациями в газетах, потребовала у крестьянина Ивана Ильина, хозяина этой «Чепухи», чтобы он прекратил позднюю торговлю спиртным, постоянные безобразия и орание песен до двух часов ночи. Однако заметных перемен после этого не наступило.
Недалеко от Каланчёвки, в Пантелеевском переулке, в нижнем этаже каменного здания, находился трактир Королёва. Он состоял из множества комнат. В них было мрачно, шумно словно в аду. За стойкой буфета стоял хозяин, а за столами сидели грязные оборванцы. Пьяные женщины пели похабные песни, хрипели, ругались. Вместе с ними трудовой народ пропивал свои заработанные деньги. Мастеровые в фартуках и наголовниках играли на бильярде с «хитровцами» на водку и пиво. Играющих окружала толпа с такими физиономиями, что на них смотреть было страшно. Это были ещё те «рыцари ночи». Играли они тут русскую партию с засаживанием шаров в лузу, а не немецкую — с одними карамболями [69] .
69
Безлузная разновидность игры в бильярд.