Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне
Шрифт:
— Вы будете навещать меня в Лонгвуде, мисс Бетси, — утешил ее Наполеон.
В три часа Маршан, который выехал раньше своего господина, услышал дробь барабанов кордегардии, приветствовавшей всадников. Адмирал услужливо помог Императору сойти с лошади, а затем любезно показал ему приготовленное для него жилище. Пролог трагедии был сыгран; декорациями следующих актов станут этот плоский, унылый пейзаж и тесный дом, которому суждено будет войти в историю. Любопытство путешественников, стихи поэтов, озлобленность дворов, яростное сопротивление изгнанника, не желающего позволить похоронить себя заживо, сделают знаменитым это место, и два эти слова — Лонгвуд Хаус — войдут в череду побед и достопамятных мест Империи и станут символом одновременно величия и падения, легендой величайшего из людей Нового времени.
Обстановка
Странное здание, построенное без определенного плана, которое нельзя назвать ни красивым, ни откровенно уродливым, одним словом, дом, наилучшим образом подходящий для тюрьмы, который,
В дом, точнее в личные апартаменты Наполеона, ведет перекрытое круглым навесом крыльцо в несколько ступенек; дальше находится бильярдная, просторная и хорошо освещенная продолговатая комната, стены и потолок которой были наскоро обшиты деревом плотниками с «Нортумберленда». Следующая комната — гостиная, довольно скромных размеров, с красивым камином из черного камня, близ которого Наполеон, со шляпой под мышкой, стоя принимает британцев, дабы не позволить им бесцеремонно усесться в его присутствии, что было бы ему в высшей степени неприятно. Здесь, лежа на стоящем между двух окон ложе, под портретом Римского короля, в присутствии безграмотных лекарей 5 мая 1821 года в исполненной величия бедности и библейском одиночестве завершит он свой фантастический земной путь и будет предан земле чужими руками. Третья комната, куда тусклый свет проникает лишь через балконную дверь, будет столовой; двери из нее ведут в два кабинета, которые станут спальнями, и в крошечный коридор, который переделают в ванную комнату. Мебель, в спешке собранная со всего острова, выглядит до крайности убого, а когда Лондон наконец-то пришлет для замены мебель достойного качества, Хадсон Лоу и его помощники бесстыдно присвоят себе все, что придется им по вкусу.
Другое крыло дома — одна большая комната и несколько кабинетов, прежде чем стать библиотекой, будут отданы Монтолонам. Лас Каз и его сын должны довольствоваться чердачной комнатой над кухней, куда надо карабкаться по крутой лестнице. Гофмаршал, возмущенный теснотой и неудобством этого жилья, предпочел поселиться в двух километрах отсюда в Хате Гейт — утопающем в зелени колониальном доме; там он сможет с горечью вспоминать о том, какие обеды устраивал он от имени Императора и короля в Париже: эти обеды, которые посещали все знатнейшие и достойнейшие лица Империи, обходились казне в два миллиона в год.
Окружение
После отречения, пребывания в Мальмезоне, беспорядочно стремительного бегства на запад в направлении Рошфора, унизительной сдачи англичанам и изнурительного плавания на «Нортумберленде» под одной крышей объединились наконец все те, кто из преданности или корысти согласились разделить с Императором тяготы изгнания. Чтобы лучше понять, какие повседневные испытания сулило пребывание на этой странной скале, нелишне будет бегло перелистать позолоченный альбом их бытия с того момента, когда в холодный вечер месяца брюмер звезда Наполеона засияла среди туч, затянувших небо над Сен-Клу.
С 1807 года генерал Бертран является адъютантом Императора, каковая обязанность как нельзя лучше подходит этому высокому беррийцу, выпускнику Военной школы, не столько умному, сколько исполненному всяческих сведений. Затем он становится кавалером ордена Почетного легиона, губернатором Иллирийских провинций Империи, командующим корпусом в Великой Армии, а после смерти Дюрока назначается на почетную должность обер-гофмаршала дворца. Облаченный в сверкающий мундир (сейчас уже поблекший, он выставлен в витрине его прекрасного дома в Шатору), он управляет официальными банкетами, раздает милости, тратит, не считая, и живет рядом с государем в самом Тюильрийском дворце. Он еще молод — ему лишь сорок два года, — но он сутулится и уже не выглядит высоким, слегка лысоват, держится скромно и незаметно. В нем человек, рожденный для военной науки, умеющий находить гениальные технические решения, берет верх над солдатом; он лучший военный инженер в Европе, уверяет Наполеон, а доброта и преданность берут в нем верх над политическим чутьем.
Его жена Фанни, урожденная Диллон, происходит из семьи ирландских католиков, очень предприимчивых и влиятельных в Англии. Ее отец в пору Революции стал служить Франции и погиб во время Террора; его сестра вышла замуж за префекта Империи Ла Тур дю Пэна, а с 1815 года перешла в стан роялистов. Но главное достоинство Диллонов заключалось в их отдаленном родстве с семьей императрицы Жозефины, что давало им некоторое влияние при дворе. Фанни была высокого роста, элегантна, а украшавший ее лицо крупный нос свидетельствовал о сильном характере или о принадлежности к хорошему роду; при помощи ума, воли или обычных слез она командует мужем, которого ей выбрал Император и которому, как говорят, она предпочла бы принца или герцога. Облаченная в придворный туалет, она обретает величественность королевы, а воспоминания о годах, прожитых в Иллирии, о празднествах, приемах, о вице-королевском экипаже, запряженном
8
Однажды графиня Фанни в сопровождении Лас Каза отправилась к Балькомбам. Когда они возвращались в Лонгвуд, лошади не смогли одолеть крутой подъем, и ей пришлось выйти из кареты и пройти пешком, в парадном туалете, шесть километров под палящим солнцем. Как тут не вспомнить о великолепных экипажах в Тюильри!
Тридцатидвухлетний Шарль-Тристан де Монтолон учился некогда в богатом пансионе вместе с Жеромом и Луи Бонапартами и с Евгением Богарнэ, благодаря которому ему удалось попасть в близкое окружение новой императрицы. Его военная карьера сложилась не так гладко и не так успешно, как у Бертрана. В двадцать шесть лет полковник в штабе Бертье, где было полно таких щеголей, ненавистных Наполеону, он оставляет службу «по причине здоровья» и в 1809 году добивается назначения камергером Жозефины; принимая во внимание его характер, его бешеное честолюбие, его граничащую с ленью беспечность, вполне можно предположить, что бивакам он предпочитает прихожие и будуары, ибо сие позволяет приблизиться к тем, кто в данный момент обладает властью и влиянием. Действительно, вот он уже посланник Франции в Вюрцбурге, и похоже, его ждет дальнейшее возвышение, но его увлечение некой хорошенькой особой оказывается непростительным прегрешением в глазах Императора. Он тайно вступает в брак с дважды разведенной прелестной Альбиной, но наказание следует незамедлительно: Монтолона отзывают и он лишается своей великолепной должности [9] . Почетные обязанности, возложенные на него Его Величеством, несовместимы с этим поспешным браком, плоды коего к тому же появляются на свет слишком рано. Во время вторжения Союзных войск Монтолон, командовавший в качестве полковника Луарским корпусом волонтеров, тотчас начинает бомбардировать Бурбонов прошениями, напоминая о долгой и верной службе Семонвилей — своей родни со стороны тестя, — и получает чин бригадного генерала. Узнав о возвращении Наполеона с острова Эльба, он, как и многие другие, вновь стал служить ему в мундире камергера и был произведен в генералы в июне 1815 года in extremis. He исключено, что присоединение к «Узурпатору» было, увы, не совсем бескорыстным. В пору Реставрации властям пришлось расследовать обстоятельства исчезновения некоторых денежных фондов в Пюи-дю-Дом, куда вышеупомянутый Монтолон бежал, оставив в момент приближения врагов свой департамент Луара. Опорочивать своих политических противников — дело обычное, и Реставрация не брезговала этим средством. Произведенный в генералы незадолго до Ватерлоо, Монтолон не мог отрицать своего участия в Ста днях, а потому настоятельно просил включить его в число сопровождающих Императора на Святую Елену и получил на то согласие. Его общество было приятно Наполеону, который, питая некоторую слабость к старинному дворянству, сделал его тестя маркиза де Монтолон-Семонвиль, заядлого интригана, графом Империи. Элегантный, холеный, довольно высокого роста, с вьющимися волосами, он был красив несколько слащавой красотой; он обладал приятными манерами, однако мнения свои выражал с некоторым высокомерием, в коем было нечто от прежней Франции. Этим он вызвал раздражение англичан, сразу же прозвавших его Veritas.
9
Его любовные письма к той, что была тогда Альбиной Роже, были выставлены на продажу в 1981 году. Они свидетельствуют о бурной страсти. «До встречи с тобой я не знал, что можно найти счастье вдали от толпы. Хижина бедняка с тобой и Наполеоном мне милее, чем дворец вдали от вас обоих».
Альбина-Элен де Монтолон является одним из самых любопытных персонажей в Лонгвуде хотя бы потому, что ходили упорные слухи о ее близости с Наполеоном. Она происходила из семьи Вассаль или Ле Вассаль, получившей дворянство при Людовике XVI. Альбина была замужем сначала за неким господином Биньоном, затем за бароном Роже, и с момента ее развода прошло всего несколько дней, когда она встретила Монтолона. Это была любовь с первого взгляда, и какой-то мэр, неосведомленный или снисходительный, совершил обряд бракосочетания, так что, несмотря на нарушение всех правил, даже Наполеон не мог объявить этот брак недействительным. На портретах молодой графини мы видим приветливую, изящную, веселую женщину, лукавую и кокетливую, возможно, чуть-чуть легкомысленную. В разношерстное, порой унылое лонгвудское общество она вносит дуновение свежести, жизнерадостности и готовности исполнять капризы хозяина дома. Она неплохо поет, играет на пианино и знает обожаемые Наполеоном итальянские арии, которые он сам часто напевает, безбожно фальшивя. А потому все делают вид, что восхищаются ею, даже когда она выказывает свое полное невежество.
— Будет вам сердиться, — улыбается Наполеон, — вы же не в Сорбонне.
— Чем ближе оказываешься к суверену, тем больше начинаешь любить республику, — шепчет она на ухо Гурго.
Апартаменты, отведенные супружеской паре, отделены от императорских только буфетной, а парк у них общий; поэтому когда Наполеон прогуливается под деревьями или идет в конюшни, он останавливается, чтобы перекинуться несколькими словами с графиней или поиграть с детьми. Отсюда, вероятно, и то предпочтение, которое он оказывает этой чете по сравнению с Бертранами, решившими поселиться отдельно в Хате Гейт.