Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного
Шрифт:
Профессиональный военный-артиллерист, уроженец Померании Альберт Шлихтинг сражался в Ливонской войне на стороне польского короля Сигизмунда II Августа. При взятии литовской крепости Озерище в 1563 или 1564 году он попал в плен, оказался в Москве и здесь благодаря образованности и знанию языков (он владел немецким и русским языками и, по всей вероятности, знал польский и латынь) был взят на службу личным врачом царя Ивана Грозного итальянцем Арнольфом «в качестве слуги и переводчика».
В течение шести или семи лет Шлихтинг находился при царском дворе в Москве и в Александровской слободе и был близко знаком с одним из главных опричников, князем Афанасием Вяземским. Он описал и крушение своего приятеля: «Афанасий, видя, что ему уже грозит гибель, стал удаляться с глаз тирана и провёл пять дней, прячась у доктора, врача великого князя, по имени
Шлихтинг ещё раньше, чем Таубе и Крузе, сумел покинуть Россию, тем более что, находясь в Московии, сотрудничал с разведывательной службой Польско-Литовского государства. В конце сентября или начале октября 1570 года, почувствовав угрозу, он бежал в Польшу. Там он и составил для короля Сигизмунда II Августа своё главное сочинение — «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича». В 1572 году король выдал ему привилей за то, что во время пребывания в Москве он работал на разведку Ягеллонов: «А нам, господару и Речи Посполитой панств наших уставичне верне служил, послом и гонцом нашим о всех справах неприятельских, што ведати мог, певную ведомость давал». В качестве награды за труды Шлихтинг получил в пожизненное пользование земельный надел из королевских владений в Литве (село Прёлково) {19} . Скончался Шлихтинг в 1585 году, и король Стефан Баторий, учитывая заслуги покойного, оставил за его сыновьями дарованные отцу владения {20} .
Конечно, и Шлихтинг, и Таубе, и Крузе стремились оправдать свою службу московскому «тирану», да и пережитый страх не мог не повлиять на их оценку событий в России. Главное место в их сочинениях занимали описания жестокости царя. «Говоря вкратце, он так опустошал город Москву огнём и мечом, что можно было видеть несколько тысяч опустелых домов, так как в них не было никаких обитателей. Люди от голода нападают ночью также и на жилые дома и, убивая один другого, питаются его трупом. Река, которая омывает город, полная трупов, делает для всех воду невкусной и нездоровой. И то, что творится, истинно. Когда Бог хочет наказать какой-нибудь народ за его злодеяния, он обычно поражает его не одной гибелью и наказанием, а вместе многими и разнообразными. В городе же царит такая пустота, что едва ли, по-моему, подобную испытал и Иерусалим» {21} , — ужасался Шлихтинг.
В то же время они всячески подчёркивали свою значимость, говорили о том, как получали от царя милости и «до какого почёта и богатства поднялись», что говорит скорее не о признании царём их достоинств, а о том, что он не доверял собственным подданным и стремился приближать к себе иностранцев. Но и они в итоге разными способами покидали опричную Москву без чувства благодарности, а затем советовали «христианским, достойным похвалы владетелям», как «с Божьей милостью и помощью можно завоевать Русское государство» и убеждали их, что «нет причин бояться таких бедных, раздетых, бессильных людей».
Однако нет оснований утверждать, что иностранцы в своих сочинениях распространяли злобные выдумки об «ужасных злодеяниях» царя Ивана. Похоже, что, повествуя о способах грабежа земских опричниками, о поощрении доносов, о превращении опричного войска в банду грабителей, они передавали собственные наблюдения. В пользу их подлинности свидетельствует и то, что им вторили безвестные отечественные авторы: «И быша у него (Ивана IV. — И.К., А.Б.) мучительныя орудия, сковрады, пещи, бичевания жестокая, ногти острыя, клещи ражженныя, терзания
Позже всех названных лиц прибыл в Россию самый, пожалуй, приближенный к царю иноземец — его врач Елисей Бомелий (Элезиус Бомелиус). Уроженец Голландии, он вырос в вестфальском городе Везеле, куда его родители перебрались в поисках убежища от религиозных преследований. Там они познакомились с бежавшими от «кровавой» королевы Марии Тюдор протестантами Катериной и Ричардом Бертье и вместе с ними оказались в Англии при Елизавете. С помощью старинного друга семьи Бертье, главного министра королевы сэра Уильяма Сесила, Бомелиус поступил в Кембридж. После окончания университета он открыл медицинскую практику и стал одним из самых известных врачей Лондона, но вовремя не оформил нужные документы, из-за чего попал под следствие за врачевание без диплома.
Королевская медицинская коллегия запретила ему в дальнейшем заниматься врачебной практикой. Но лорд Сесил поспособствовал тому, что беспокойный доктор (успевший побывать ещё и под церковным судом по обвинению в чародействе из-за своих астрологических прогнозов) принял предложение русского посла Андрея Совина отправиться в Москву. В октябре 1570 года Бомелиус прибыл в Россию — не в доброе время: разгневанный отказом Елизаветы заключить союзный договор Иван Грозный в послании обозвал её «пошлой девицей», лишил купцов английской Московской компании всех привилегий и грозил выслать всех англичан. Однако никому не известный Бомелиус неведомым образом вошёл в милость к царю. 26 июня 1571 года именно он проводил медицинский осмотр царских невест, включавший визуальный анализ их мочи {22} . Видимо, англичанин смог оказать врачебную помощь самому государю, поскольку в последние годы опричнины пользовался полным доверием венценосного пациента.
Надо полагать, что его записки о пребывании в Московии были бы куда более интересными, чем сообщения авантюристов-ливонцев. Однако Бомелиусу вернуться не удалось: в октябре 1575 года, оставив жену и детей в Москве, он отправился в Ригу за лекарствами, но был схвачен в Пскове по подозрению в измене. В столице за него взялись царские следователи. Подробности допросов врача и обстоятельства его смерти передал в своих записках купец и дипломат Джером Горсей: «Его руки и ноги были вывернуты из суставов, спина и тело изрезаны проволочным кнутом; он признался во многом таком, чего не было написано и чего нельзя было пожелать, чтобы царь узнал. Царь прислал сказать, что его зажарят живьём. Его сняли с дыбы и привязали к деревянному шесту или вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нём, казалось, не осталось никаких признаков жизни, затем бросили в сани и провезли через Кремль. Я находился среди многих, прибежавших взглянуть на него, он открыл глаза, произнося имя Бога; затем его бросили в темницу, где он и умер. Он жил в большой милости у царя и в пышности. Искусный математик, он был порочным человеком, виновником многих несчастий. Большинство бояр были рады его падению, так как он знал о них слишком много» {23} .
В России Бомелиус оставил по себе зловещую славу «волхва лютого», который к тому же составлял яды и испытывал их на подданных государя. Однако трудно судить, был ли он на самом деле злодеем или пал жертвой интриг в ближайшем окружении Ивана Грозного {24} .
На службе государевой
Даже самые отъявленные опричники не только казнили и грабили. Основным занятием для большинства из них, как и для остальной массы дворян и «детей боярских» в XVI веке, оставалась военная служба.