Повседневная жизнь Парижа в Средние века
Шрифт:
Среди разнообразия праздничных и религиозных шествий следует выделить такое важное событие, как вступление в город короля. Эти торжественные церемонии, получившие развитие с XIV века, являлись весьма знаменательными событиями городской жизни, их тщательно подготавливали усилиями городских властей и жителей, они финансировались из городской казны. Эти церемонии отличались пышностью шествий, участники надевали яркие, красочные костюмы, по пути следования кортежа на площадях и перед церквями разыгрывались театральные представления и пантомимы, столы ломились от еды и питья, и даже фонтаны вместо воды наполняли вином. Ночью устраивали великолепную иллюминацию и танцы, всюду звучали песни и музыка. Для таких роскошных празднеств улицы вычищали до блеска, фасады домов украшали тканями и коврами, мостовую посыпали благоухающими травами и цветами.
В «Счетах города Парижа» за 1483–1515 годы приводятся суммы расходов на двенадцать торжественных въездов короля и принцев, пять похорон королевских особ, четыре иллюминации, шесть кортежей для встречи послов. В 1496 году праздничная иллюминация по случаю рождения дофина вызвала расходы на дрова, музыкантов, хлеб и вино, которые раздавали всем подряд у дверей ратуши, на груши, персики и орехи, раздаваемые детям в знак радости или разбрасываемые из окна ратуши. В счетах также упоминается о закупке белых жезлов для судебных приставов, которые сдерживали толпу на пути следования кортежа от улицы Сен-Дени до собора Парижской Богоматери во избежание толкотни и беспорядков.
В противоположность таким дням организованного веселья или траура (что для нас здесь одно и то же, поскольку все парижане призваны участвовать в событии, касающемся короля и его семьи и сопровождающемся определенным церемониалом, ритуалом и обычаями), то есть официально предусмотренным и организованным, случались другие, когда улица волнуется, «ропщет» и восстает. Времена спонтанных собраний и прохода через город к дому ненавидимого нотабля, ко дворцу, где притаились дурные советники короля, к арсеналу или крепости, чтобы вооружиться. Часы зажигательных речей вожаков восстания или умиротворяющих отповедей магистратов, пытающихся успокоить толпу. О таких случаях рассказано в хрониках, они подробно разобраны в материалах судебных процессов, которые порой за ними следовали, или в прошениях о помиловании, в которых объясняется, каким образом осужденный, молящий о пощаде, был вовлечен в мятеж. Здесь по определению речь не идет о повседневной жизни и привычной обстановке. Из-за своего чрезвычайного характера дни бунтов или репрессий были описаны и проанализированы во всех трудах по истории Парижа. Такие бурные, но непродолжительные события не создают верного представления о привычном течении жизни в столице, вот почему мы упоминаем о них лишь вскользь.
Глава третья
Парижане
История пространства оставляет след, и город хранит свидетельства своего прошлого; история людей, застроивших и преобразовавших пространство в большой город, почти не оставляет материальных следов; чем дальше в глубь веков погружается историк, тем меньше у него материала. Выразимся яснее: в источниках содержится много свидетельств о средневековых парижанах, но они разрозненны и неполны и дают лишь косвенные ответы на наши вопросы. Такие, пусть даже самые скудные сведения необходимы, потому что создают основу того, что мы можем сказать о парижанах в их повседневной жизни, а не только как о налогоплательщиках или подневольных людях.
Сплошь провинциалы
Наши знания о происхождении парижан XIII века основаны главным образом на их прозвищах, записанных в податные книги, оброчные реестры и другие документы, и вытекают из предположения: до XIII века, то есть пока прозвища еще не слишком закрепились, прозвание, приводимое в письменном документе, может характеризовать человека или его родственника из предыдущего поколения, значимого для семьи. Объединить все эти прозвища, классифицировать их, различая прозвания типа «из Иври» или «из Вильнёва», «пикардиец» или «англичанин», определить пропорцию, которую они составляют в списке прозвищ, потом подразделить их на подгруппы — вот метод, который я применила к прозваниям жителей с левого берега Сены, почерпнув их из документов и объединив в группы. Кое-какие исследования в отношении правого берега
Нужно проявлять крайнюю осторожность, ибо такой метод изучения потоков заселения неполон и неточен. Неточен потому, что прозвище зачастую бывает неясным. Неполон потому, что касается лишь части людей, прозвища которых указаны. В самом деле, некоторые прозвища указывают на физическую особенность, род занятий, имя, данное при крещении. Такие прозвища (а их больше половины) не дают нам никаких указаний на происхождение тех, кто их носит. Однако это единственный доступный нам метод.
Небольшая группа людей с прозвищем «из Парижа» представляет собой жителей, поселившихся в столице несколько поколений назад. Гораздо больше тех, кто записан под названием поселка или небольшого городка. Если взглянуть на карту, эти названия указывают направления миграции, хотя неточностей не избежать, поскольку некоторые названия соответствуют нескольким городам, а другие теперь сменились. Проведя исследование западной части левого берега, во владениях аббатства Святой Женевьевы, я увидела, что множество парижан XIII века прибыли из окрестных поселков, в частности из тех, что находились во владении аббатства. Большой город, без сомнения, заселялся за счет окрестных равнин.
Интересно отметить, что целая группа прозвищ напоминает о городах, расположенных к северу от Луары, на востоке Франции, во Фландрии или в Шампани. Похоже, что некоторые из вновь прибывших уже живали в городе, занимались иной деятельностью, кроме полевых работ, и, таким образом, приносили в Париж свой опыт и разнообразные навыки.
Такое прозвище может быть ссылкой либо на город (Лилль, Провен), либо на провинцию (Пикардиец, Бургундец). В прозвище могут отображаться особенности выговора или привычки, настолько сильно отличающиеся от парижских, что характеризуют всего человека.
Остается еще небольшая группа прозвищ, напоминающих об иностранном происхождении. Во главе идут «англичане». Вспомнив о Нормандии и о владениях Плантагенетов на континенте, можно задаться вопросом, что конкретно подразумевается под этим словом. Англичанин — это уроженец земель вне королевского домена или действительно прибывший из Англии? Во всяком случае, антропонимия обнаруживает тесную связь между двумя королевствами. Далее идут фламандцы и германцы, но их меньше, чем англичан. Последняя примечательная черта — почти полное отсутствие указаний на южные страны. Таким образом, если опираться на сведения, которые нам дают прозвища, основное население Парижа в XIII веке происходило из его окрестностей, затем столица начала привлекать людей из английских, фламандских и даже из немецких земель, в целом же Париж остается крупным городом севера Франции.
Эти первые выводы требуют уточнений. Во-первых, потому что они основаны на частичной базе — прозвищах географического происхождения, во-вторых, потому что охватывают лишь постоянное население, проживающее в городе довольно давно, чтобы обзавестись домом и рентой, платить подати и, следовательно, находиться в зависимости от различных феодальных или королевских властей. Исследование не коснулось той части населения, которая состояла из иммигрантов, еще не получивших своего угла и не вписавшихся в общество, потому что были слишком бедны. Все функции, сведенные воедино в Париже, — королевская столица, резиденция большого университета, обширная метрополия, дающая работу купцам, художникам и изготовителям предметов роскоши, — привлекали множество людей. Здесь останавливались на более или менее продолжительное время путешественники и иностранцы, придавая населению Парижа космополитичность, которая поражала современников {9} .
Эффективная система заселения
Этими особенностями (привлекательность крупного города, разнообразие функций, поощрение роста столицы со стороны королевских властей) объясняется большое число жителей, возможно, самое большое на Западе: около 1325 года, по завершении великого этапа средневекового экономического подъема, оно составляло более двухсот тысяч душ. Размеры города, количество населения превратили Париж в метрополию, которая в те времена предоставляла условия жизни, превосходящие обычные нормы. Для нас этот разрыв, конечно, не столь заметен, как для людей той эпохи, привыкших жить в ограниченной среде, где общественная жизнь основана на личных связях, где все друг друга знают.