Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников

Наумов Виктор Петрович

Авантюрист Девиер явно поставил себе цель войти в круг русской знати, поэтому не интересовался женщинами, которые были ближе ему по национальности и вероисповеданию. Большинство иностранцев на русской службе поступали иначе. Родившийся в Москве и достаточно обрусевший Яков Вилимович Брюс при выборе невесты не вышел за пределы Немецкой слободы. Его избранницей стала Маргарита (Марфа Андреевна), дочь генерал-поручика кавалерии на русской службе, эстонца по происхождению Генриха Цеге фон Мантейфель. Они поженились в 1694 году и прожили в любви и согласии 34 года, до кончины Марфы Андреевны.

Глава шестнадцатая

«Дети

суть надежда наша»

«При живом отце сирота»

Большинство людей озабочены вопросом о том, кому они завещают свое наследие, кто будет после их кончины продолжать их дела и распоряжаться оставленным имуществом. Петр I не являлся исключением, тем более что оставлял после себя огромную империю, превращенную в великую державу, и незавершенные преобразования. Между тем проблема престолонаследия встала очень остро. Петр не любил своего старшего сына Алексея, не доверял ему и всегда подозревал в нем тайного противника своих свершений, в чем, как впоследствии выяснилось, был абсолютно прав. А сыновья от второй жены умирали один за другим в младенчестве.

…Однажды на пиру в Кронштадте флотский лейтенант Захар Мишуков под воздействием винных паров вдруг расплакался. Удивленный Петр участливо спросил, что его так расстроило. Лейтенант объяснил, что подумал о судьбе свершений петровского царствования, всего того, что появилось государевыми усилиями: Кронштадта, новой столицы, Балтийского флота, множества русских моряков и самого его, командира фрегата Мишукова.

— Как вспомнил я всё это да подумал, что здоровье ваше государево всё слабеет, так и не мог удержаться от слез. На кого ты нас покинешь?

— Как на кого? — возразил Петр. — У меня есть наследник-царевич.

— Ох, да ведь он глуп, всё расстроит.

— Дурак! — усмехнулся Петр и наградил лейтенанта подзатыльником за пьяную откровенность. — Этого при всех не говорят ⁽¹⁶²⁾.

Из этого диалога ясно, что царь был вполне согласен с собеседником.

Царевич Алексей Петрович родился от брака с нелюбимой женой Евдокией Федоровной Лопухиной 18 февраля 1690 года, когда его отцу не исполнилось еще и восемнадцати лет. Мальчик рос хилым ребенком в тени своей нежной, излишне заботливой, набожной, суеверной и неумной матери. Запуганная мужем, она растила сына в атмосфере молитв и слез. От нее он научился слепо почитать церковь и опасаться реформ, которые, по мнению Евдокии, переворачивали установленный Богом порядок вещей. Первым наставником царевича стал педантичный и невежественный князь Никифор Вяземский, учивший шестилетнего мальчика грамоте по церковным книгам. Впоследствии Алексей сам признавал недостатки своего первоначального воспитания, называя причину непослушания: «со младенчества моего несколько жил с мамою и с девками, где иному ничему не обучался, кроме избных забав, а более научился ханжить, к чему я и от натуры склонен» ⁽¹⁶³⁾.

После заточения царицы Евдокии в монастырь в 1698 году Алексей был взят на воспитание теткой, царевной Натальей Алексеевной, и переселен из кремлевских покоев в село Преображенское. Мальчику исполнилось в то время только восемь лет. По замечанию Анри Труайя, «он испытал странное чувство сиротства, несмотря на то, что его оба родителя были живы» ⁽¹⁶⁴⁾.

В следующем году царь намеревался отправить сына для обучения в Дрезден и Вену, но эти планы не осуществились. Петр ограничился тем, что приставил к мальчику в качестве учителя выходца из Германии Мартина Нейгебауера. Это был не самый удачный выбор.

Нейгебауер являлся человеком образованным, но грубым и склочным; он постоянно ссорился с Вяземским на глазах у царевича, что не могло быть хорошим воспитательным примером. Весной 1703 года он был заменен доктором

права бароном Генрихом Гюйссеном, которому удалось внести немалый вклад в образование Алексея. Под его руководством мальчик изучал математику, историю, немецкий, французский и польский языки. К сожалению, Петр I сам нередко мешал обучению, отвлекая сына разными делами, поскольку хотел приучить его к трудам и заботам военного времени. В 1703 году тринадцатилетний царевич в звании солдата бомбардирской роты участвовал в походе к Ниеншанцу, а двумя годами позже был надолго прикомандирован к войскам, осаждавшим Нарву. В начале 1705 года Петр почти на полгода прервал процесс обучения, послав Гюйссена с дипломатическим поручением за границу. Обязанности учителя вновь были возложены на Вяземского, который мало что мог дать своему воспитаннику. Общий надзор за воспитанием и образованием Алексея был поручен Меншикову, который ограничился тем, что драл царевича за уши и за волосы, если находил его успехи в науках недостаточными. В отсутствие Гюйссена Алексей вместе с Вяземским был отправлен в Москву. Здесь его ближайшее окружение составили монахи и священники, в общении с которыми богобоязненный юноша находил особое удовольствие. О своем духовнике протопопе Якове Игнатьеве Алексей говорил, что всегда видел в нем своего ангела-хранителя и советовался с ним во всех делах. Вскоре вокруг царевича сложилась группа доверенных лиц, в число которых входили адмиралтейский советник Александр Кикин, дворянин Федор Дубровский, камердинер Иван Афанасьев. В этой компании юноша рано пристрастился к спиртному и научился под воздействием винных паров в открытую критиковать реформы отца, которого втайне ненавидел и очень боялся.

Иностранные современники отзывались об Алексее Петровиче и его окружении недоброжелательно. «Царевич этот, — писал брауншвейгский дипломат X. Ф. Вебер, — вследствие постоянного вредного обращения с невежественными людьми усвоил себе такие наклонности, которые делали его неприятным в образованном обществе» ⁽¹⁶⁵⁾.

Петр I понимал, что наследник престола не оправдывает его надежд. В 1704 году после взятия Нарвы он торжественно объявил сыну в присутствии многочисленных офицеров:

— Если я тебя взял с собой в эту кампанию, то для того, чтобы ты видел, что я не боюсь ни работы, ни опасности. Но так как я смертный человек, меня может не стать даже завтра, и я хочу, чтобы ты знал, что я не получу удовлетворения от жизни, если ты не последуешь моему примеру. Ты уже в твоем возрасте должен любить всё, что служит интересам и чести родины… Посвяти свою жизнь работе на общее благо… Если мои советы разнесет ветер и ты не захочешь делать того, что я желаю, я не признаю тебя своим сыном; я буду молить Бога, чтобы он наказал тебя и в сей и в будущей жизни.

— Государь и любимый батюшка! — воскликнул со слезами Алексей. — Я еще очень молод и делаю то, что могу. Но я уверяю вас, как покорный сын, что я буду стараться походить на вас во всём ⁽¹⁶⁶⁾.

В действительности же это было невозможно в силу слишком больших различий в убеждениях, силе характера и физических данных отца и сына. В жилах царевича тела кровь слабой и набожной Евдокии, а от Петра он не унаследовал почти ничего. Алексей был тщедушным молодым человеком. Он чтил старые московские обычаи, отличался экзальтированной набожностью, ненавидел петровские преобразования и мечтал о том дне, когда после смерти «тирана-отца» сможет вернуть Россию в прежнее состояние.

После ряда неудачных попыток привлечь Алексея к административным делам Петр I наконец решил отправить его для обучения за границу. В марте 1710 года двадцатилетний царевич выехал из Москвы, направляясь в Дрезден. Однако в Германии он не интересовался арсеналами, доками и заводами, как предписывал ему отец, а вместо этого принялся за изучение религиозных книг. Набожность не мешала ему волочиться за дрезденскими красавицами и ежедневно напиваться до беспамятства в компании своих молодых соучеников Ивана Головкина и Юрия Трубецкого.