Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I
Шрифт:
Отставки
Закон предусматривал увольнение в отставку нижних чинов только в двух случаях: по выслуге ими определенных сроков службы и по неспособности эту службу продолжать. Увольнение же в отставку офицеров и военных чиновников могло состояться и по их собственному желанию. В этом случае отставки офицеров можно рассматривать как способ урегулирования разнообразных конфликтов. Офицеру совсем необязательно было указывать истинную причину своего ухода со службы. Судя по документам, можно было воспользоваться двумя официальными формулировками: «по домашним обстоятельствам» и «за ранами и болезнями».
Весной 1809 года такие рапорты императору Александру I подали сразу десять генералов, в числе которых находились
Дело в том, что в 1809 году в Российской императорской армии насчитывался 61 генерал-лейтенант. В этом списке Барклай-де-Толли занимал 47-е место по старшинству производства (времени получения этого звания). Когда государь пожаловал его в генералы от инфантерии, обойденными оказались 46 человек. Все они сочли себя незаслуженно обиженными, и тогда в высших армейских кругах начали возмущенно обсуждать «выскочку» Барклая. Но на коллективный протест, а эта акция, несомненно, такой и являлась, решились несколько генералов. Александр Павлович принял отставку у троих: графа Остермана-Толстого и князей Голицыных. Остальные «выздоровели» {24} .
Выше мы уже говорили о том, что офицеры Кавалергардского полка также подавали рапорты об отставке «за ранами и болезнями» для того, чтобы привлечь внимание монарха к грубой выходке его младшего брата цесаревича Константина Павловича. Конечно, это была крайняя форма протеста офицерского сообщества против произвола высших начальствующих лиц, но она просуществовала в русской армии вплоть до начала XX века.
В начале XIX столетия отставку «за ранами и болезнями» было получить довольно просто. Офицер подавал прошение на Высочайшее имя вместе с медицинским свидетельством, подписанным, как правило, полковым штаб-лекарем, своим формулярным списком и еще одним документом, который назывался «реверс».
В 1809 году в отставку «за ранами и болезнями» был вынужден выйти командир эскадрона лейб-гвардии Гусарского полка князь Б. А. Четвертинский, брат фаворитки царя М. А. Нарышкиной и друг поэта Дениса Давыдова. Причиной, побудившей этого цветущего человека сказаться больным, явились весьма сложные отношения как в полку, так и в санкт-петербургском обществе, и связаны они были с положением при императорском дворе его сестры. Все больше находилось людей, не стеснявшихся намекать князю, что его служебная карьера целиком зависит от того, что происходит в царской спальне. Щепетильный Борис Антонович понимал, что вызов на дуэль, посланный самым бесцеремонным сплетникам, не решит проблемы. Ему оставалось одно — покинуть гусарскую службу, которую он очень любил.
Дело о его отставке сохранилось:
«Всепресветлейший державнейший Великий Государь Император Александр Павлович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший
просит лейб-гвардии Гусарского полка полковник и кавалер князь Борис Антонов сын Четвертинской о нижеследующем:
I
В службу Вашего Императорского Величества определен я из российских князей 792 Ноября 11-го прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк, где производим был чинами: 796 Генваря 1-го подпоручиком, 797 Августа 9-го поручиком, 798 Декабря 22-го штабс-капитаном, 799 Декабря 30-го капитаном, 801 Сентября 28-го полковником, из оной по желанию моему 803 Августа 1-го переведен был в Уланский Его Императорского Высочества полк, а из сего того же года Ноября 6-го уволен был в отставку. Потом 805 Мая 30-го принят паки в военную службу и определен в лейб-гвардии гусарский полк тем же чином.
В продолжение вышеописанной службы был в походах: с начала определения моего в сей полк по Высочайшему Вашего Императорского Величества повелению командирован был к генералу от кавалерии Голенищеву-Кутузову,
Ноября 29-го дня 1809 года
К сему прошению лейб-гвардии Гусарского полка полковник князь Борис Антонов сын Четвертинской руку приложил…»
«СВИДЕТЕЛЬСТВО
дано сие лейб-гвардии Гусарского полка Господину Полковнику и кавалеру князю Четвертинскому в том, что при освидетельствовании моем нашел я, что он по имеющейся у него грудной болезни и застарелого ремотизма военной службы продолжать не может, в чем и свидетельствую
Ноября 29-го дня 1809 года
Коллежский асессор доктор Вицман».
«РЕВЕРС
1809 года Ноября 29 дня я, нижеподписавшийся лейб-гвардии Гусарского полка полковник князь Четвертинской, обязуюсь в том, что по отставке моей о казенном пропитании просить не буду.
князь Четвертинской» {25} .
Получив отставку, Четвертинский уехал в Москву. Летом 1812 года, когда был опубликован Манифест Александра I с призывом создавать народное ополчение, Борис Антонович записался в него в числе первых и стал деятельно помогать 22-летнему графу М. А. Дмитриеву-Мамонову, выразившему желание на свои средства сформировать 10-эскадронный полк конных волонтеров — «Московский казачий графа Дмитриева-Мамонова». Его помощь была очень полезна, так как среди молодых друзей графа, которых он записал в свой полк офицерами (в августе 1812 года — 56 человек при 186 рядовых), не было ни одного, кто знал бы кавалерийскую строевую службу. Затем Четвертинский по указу императора был назначен в полк полковым командиром. Он завершал формирование этой добровольческой части в городе Серпухове, потому что Дмитриев-Мамонов, видя, что дела продвигаются медленно, бросил свое детище и с одним эскадроном всадников уехал в действующую армию. В 1813 году «Московские казаки Дмитриева-Мамонова» сражались с французами при Кацбахе и Дрездене и дошли до французского города Фор-Луи, где их и застала капитуляция Наполеона.
Глава седьмая
РУССКИЕ ГУСАРЫ НА ПОЛЯХ СРАЖЕНИЙ
Русская кавалерия эпохи Екатерины II, получившая боевой опыт в многолетних столкновениях с турками и крымскими татарами, отличалась высокими боевыми качествами. Английский военный историк Георг Денисон в своей книге «История конницы» пишет: «Может быть, русским конным полкам и недоставало строевой вышколенности (ровности в движениях, точности в ломке фронта и заездах, какие были в прусской и австрийской армиях), но их боевой дух был очень высок. Они соперничали в выносливости и в преодолении разного рода препятствий, совершали поразительные форсированные марши, переплывали большие реки, проходили без малейшей задержки горы и глубокие пропасти, в бою отличались смелостью, стойкостью, наступательным порывом…» {1}
Император Павел I не желал ни с кем воевать. Он полагал, что армия нужна в государстве для поддержания внутреннего спокойствия, а также как образец организации и дисциплины. Война же войска портит, потому что в походах они отвыкают от мелочных требований Устава и строгого распорядка гарнизонной службы. Кроме того, военные действия очень разорительны: полки теряют с большим трудом обученных людей (а в кавалерии еще и лошадей), пропадает масса казенного имущества, быстро приходит в ветхость красивое и дорогое обмундирование.