Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период
Шрифт:
Разве что Тарас Шевченко по своей привычке отзывался о кремле критически — он утверждал, что главная нижегородская достопримечательность напоминает «квадратную ступу с пятью короткими толкачами». А в первые десятилетия советской власти можно было встретить в массовых путеводителях такие строки: «На страже благополучия господствующих классов и на костях раздавленной мордвы и своих русских «христианских» рабов в четырнадцатом веке вырастает на высоком волжском берегу каменный кремль с высокими зубчатыми стенами, грозными боевыми башнями и многочисленной артиллерией. И до сих пор между Советской площадью, Зеленским съездом и Кооперативной улицей стоит этот памятник алчного феодализма и царского самодержавия; свидетель жутких страниц кровавого прошлого».
Впрочем,
В кремле можно было, при желании, откопать всякого рода редкости. Забавен, в частности, визит историка и литератора Михаила Погодина в Вологду. Видного гостя из Москвы определили на постой в самом кремле. Он восхищался своей резиденцией, располагавшейся «в прекрасной отдельной комнате, только что отделанной и назначенной быть кабинетом преосвященного. Около двенадцати окон в три стороны. Из одних виден собор, из других поле и часть города».
Радовал Погодина и архиерейский обед (он, по словам историка, имел «характер новости»). А вот «древлехранилище» одновременно и порадовало и обескуражило. Погодин вспоминал: «Забрался в одно из пустых отделений архиерейского дома с позволения преосвященного, который услышал о каких-то бумагах, там валяющихся. Эта кладовая есть нечто отличное в своем роде, заслуживающее особого описания, чтоб дать понятие о тех местах, где ныне надо искать рукописей. Представьте себе огромный дом в три больших этажа, из которых выломаны все полы и потолки, и осталась одна железная черная крыша. Какое-то ужасающее пространство! Вверху едва только достаете вы глазом несколько стропил, а по сторонам видите выдолбленные гнезда… В первой половине этого пространства стоят лари с мукой, крупой, овсом. На полу на длинных рогожах навален лук. В этой половине нет ничего страшного, но вдали вы видите темные горы, на горах нагроможденные, с какими-то пустотами между собою, и усовами, которые выдаются из их наружной поверхности».
Дальнейший путь к заветным антикам потребовал от кабинетного ученого немалой отваги: «Взволнованное деревянное море! Где же хранятся вещи? «А вот здесь, пойдемте дальше», — сказал старый монах. Приближаюся со страхом и трепетом и чуть-чуть примечаю, что вся эта безобразная куча накрыта вверху, на самом верху, черными дощатыми плоскостями. «Надо подниматься наверх», — сказал монах. Меня так и обдало страхом. Где же лестница? «Здесь». Мы пробрались кое-как в промежутках моря, натыкаясь беспрестанно головою, плечами, спиною на клыки деревянных чудовищ, зиявших из своих ущелий. Лестница ступеней в тридцать вела на морскую поверхность. Но какая лестница? В которой ни одной ступеньки не было на месте, лестница, которой, верно, триста лет. Надо было держаться беспрестанно за ее стенки и искать хоть таких мест, откуда упасть было б легче. На Везувий, Монблан и Лилиенштайн поднимался я гораздо смелее и спокойнее. Взошли. Черные плоскости оказались старыми иконами, на которых остались едва приметные следы древних изображений.
Между тем я все еще не видал никакой кладовой. «Куда же еще идти?» — спросил я даже с досадой монаха. «В тот угол». По тонким лестницам, сквозь которые видна была морская бездна и которые тряслись под нашими ногами, едва доставая, кажется, своими концами до перекладин, мы пошли к углу отгороженному или лучше сказать, не отгороженному, а заслоненному такими же черными плоскостями. Монах принялся отодвигать и отворачивать одну из них. Ей-Богу, было страшно!»
Впрочем, господин Погодин был вознагражден за свои доблести: «Что же я увидел там? Сотни фигур, изваянных из дерева, коих, впрочем, в
По поводу сохранности кремлевских экспонатов был у Погодина весьма красноречивый диалог с монахом:
— Как вы втащили их сюда?
— Втащили кое-как.
— Как вы приходите сюда?
— Ходим как-нибудь.
— Да ведь это очень опасно?
— Опасно.
— А можно устроить все это полегче?
— Можно.
— Да для чего же вы не устроите?
— Да так! Ведь сюда не часто ходишь.
«Каков народец русский!» — заключил Михаил Петрович после этой содержательной беседы.
«Полегче» посещение хранилища было устроено лишь в 1896 году, когда под него отвели надвратную церковь рядом с Софийским собором.
Но наряду с интересом к российским кремлям возникла другая тенденция — сноса старинных полуразрушенных стен. Ведь уже в то время ощущался дефицит земли, а тут — бессмысленные развалюхи в самом центре города. В частности, снесли тверской, серпуховский, можайский, вяземский, калужский, ярославский и владимирский кремли, а также стены дмитровского и рязанского кремля. Чуть было не снесли смоленский — за него заступился сам царь Александр II. Он заявил: «Смоленская городская стена, представляющая собою один из древнейших памятников Отечественной истории, назначена к сломке. Было бы желательно более внимательное охранение древних памятников, имеющих, подобно Смоленской стене, особое историческое значение».
И кремль принялись реставрировать.
Одна из важных частей коммунального устройства города — снабжение его водой. Вплоть до второй половины XIX века воду черпали из рек — абы какую. Другое дело, что в то время экология была гораздо лучше и подобная вода, по большей части, опасности не представляла. Если и случались происшествия, то больше курьезного характера. В частности, в 1861 году вода в реке Клязьме неожиданно окрасилась в желтый цвет. Жители города Владимира сразу же запаниковали, но химический анализ показал: вредные примеси в воде отсутствуют, пить ее можно. Просто благодаря каким-то непонятным факторам в воде в несколько раз повысилось содержание железа, что и вызвало ее сомнительный окрас.
Все обошлось для владимирцев благополучно, а трактирщики так вовсе получили выгоду — для получения привычного цвета чая теперь требовалось значительно меньше заварки.
Спустя несколько лет история вдруг повторилась. Но во Владимире тогда уже существовал водопровод, и губернатор просто-напросто велел снабдить его особыми «цедилками» — фильтрами, выражаясь современным языком.
Кстати, владимирский водопровод — один из первых в российской провинции. И его возведение не обошлось без занятной истории. В 1864 году немецкий инженер Карл Дилль предложил городу проект водопровода. В качестве основания для резервуара емкостью восемь тысяч ведер он предложил использовать знаменитые Золотые ворота — памятник архитектуры XII века.
Владимирцы, тогда еще не научившиеся ценить собственную старину, обрадовались. А городской голова так и вовсе обмолвился: «Золотые ворота как будто нарочно строились для того, чтобы поместить в них резервуар для снабжения города водою». Во «Владимирских губернских ведомостях» появилась на сей счет заметка: «Помещение резервуара избрано, подобно как на Сухаревой башне в Москве, на Золотых воротах, которых верхний этаж будет служить центральным бассейном и от него уже будут строиться фонтаны… Этот дельный проект, уменьшающий значительно издержки на возведение новой башни… дает возможность употребить ныне бесполезное здание на необходимое общественное дело».