Повседневная жизнь средневековой Москвы
Шрифт:
«Немецкая» кровать могла стоить и 150 рублей (упоминается в описях имущества князя В.В. Голицына), и даже 2800 рублей — именно за такую цену была куплена пышнейшая кровать, которую в 1662 году царь Алексей Михайлович отправил в дар персидскому шаху{526}.
В царском дворе и в домах вельмож кровать не была в полном смысле супружеским ложем. Обычно муж и жена спали раздельно. У князя В.В. Голицына и его супруги Евдокии Ивановны было несколько разных спален, но не было общей. Отдельная «постельная» была и у жены князя Д.М. Пожарского Феодоры Андреевны{527}. Г.К. Котошихин пишет: «И на празники господския, и в воскресные дни, и в посты царь и царица опочивают в своих покоех порознь; а когда случитца быти опи-чивати им вместе, и в то время царь по царицу посылает, велит быть к себе спать, или сам к ней похочет быть»{528}.
На полу лежал «ковер цветной велик», а на нем стояли «две колодки сафьянные червчаты», приставлявшиеся к кровати, чтобы на нее легче было взбираться. Помимо перин, подушек и одеял в «постельной» палате держали белье, часть одежды и находились предметы для утреннего туалета: зеркала (чаще всего небольшие, хранившиеся в ларцах), гребни, щетки, у женщин — белила, румяна и другая косметика. Как ни удивительно, уже в XVII веке по утрам некоторые знатные москвичи вставали по будильнику. Например, у Алексея Михайловича еще в его бытность наследником в спальне был «будильник на стоянце меденом, наверху немчин с копьем»; его брат царевич Иван просыпался под звуки, которые издавали «часы боевые с будильником и с дробным перечасьем медные прорезные теремчаты позолочены четвероугольны с дву сторон стекла вставлены хрустальные круглые; на поддоне деревянном черном, у поддона 4 подножка медные луженые. Интересно, что первые часы появляются в домашнем быту еще в XVI веке. Это были настенные часы царя Симеона Бекбулатовича, которые находились в его хоромах в селе Кушалино Тверского уезда»{530}.
Из «постельной» палаты через сени часто устраивали переход в «мыльню» — домашнюю баню.
По всей видимости, женская половина дома в основном повторяла мужскую: у цариц и боярынь были свои «комнаты», где преобладали, конечно, предметы, связанные с рукоделием (в первую очередь с шитьем и вышивкой), и «постельные» палаты. Опись дома В.В. Голицына упоминает об отдельных кладовых у каждого из супругов. Перечень добра княгини Евдокии Ивановны не отличается оригинальностью. Она хранила посуду, одежду (как мужскую, так и женскую), постельное белье; были тут и сладости: «ковришка сахарная большая», «в коробье 12 голов сахару», «4 коробье с постилами, с сахарами и с ковришки» и др.{531} Специфическими помещениями были светелки — комнаты с большими окнами (иногда они делались даже в крыше), в которых женщины и девушки шили и вышивали. Эти комнаты, располагавшиеся на верхних ярусах дворца или богатых хором, назывались также «теремами» или «чердаками». С «чердака» мог быть устроен выход на «гульбище» — балкон с резными перилами. Как можно видеть, фольклорный образ царицы или княгини, тоскующей по мужу в высоком тереме, либо царевны, ожидающей там же суженого, имеет вполне реальную историческую основу
Неизвестно, имелись ли в богатых старомосковских домах детские комнаты. Во дворце у царевичей и царевен были свои помещения. Сыновья князя В.В. Голицына, к моменту составления описи уже достигшие «совершенного возраста», также жили в собственных комнатах. Учитывая то, что юный барич или боярышня были окружены заботой кормилиц, «дядек» и нянек, можно предположить, что отдельное помещение, подобное позднейшей детской, существовало где-то поблизости от апартаментов хозяйки дома.
Дополняли комплекс богатого старомосковского дома многочисленные подсобные помещения — «казенные палаты» (кладовые), чуланы, каморки, а также «людское жилье» (комнаты для слуг), богадельни и т. п. Особое место в архитектурном комплексе боярской усадьбы занимали башни-«повалуши», существовавшие в архитектуре городской усадьбы еще в домонгольское время и широко распространенные
Царский дворец и дома вельмож и крупного купечества богато украшались как снаружи, так и изнутри. Фасады (как каменные, так и деревянные) декорировались резьбой, росписью и позолотой; кроме того, в каменные иди кирпичные стены вставлялись изразцы. Над воротами и входами в дом помещались иконы. «Хоромный наряд» — внутренняя отделка дома — состоял из «плотничного» (деревянные пол, потолок, лавки, резные детали) и «шатерного» (обивка стен и мебели тканями). Собственно, название «обои» для стенового покрытия пошло с тех времен, поскольку стены в богатом доме почти всегда обивались материей. Для этого использовались холсты и полотна, по которым потом наносился рисунок — «травчатый» или «аспидный». Иногда применялись западноевропейские шпалеры — безворсовые ковры-гобелены, которыми обивали как стены, так и потолок.
В избе простого горожанина
Большинство москвичей жили гораздо скромнее. Согласно данным археологии, в XIII—XV веках большинство домов в Москве состояло из одной рубленой клети (от 3,5x3,5 до 6 x 6 метров). Ее могла разделять пополам деревянная стена, в результате чего образовывались два помещения: «истобка» с печью и «светлица» (по отношению к избе, топившейся по-черному, она была светлой). С крыльца входили в светлицу, а через нее — в теплую избу.
В XVI—XVII веках такие одно- и двукамерные посадские дома продолжали существовать, однако были широко распространены трехкамерные, состоявшие из избы, сеней и клети. В это время на московском посаде встречаются жилища, сочетавшие избу, сени и чулан или избу, сени и «повалушу». Вот одно из описаний такого «трехкаморного» дома XVII столетия: «…горница белая на глухом подклете да горница черная на глухом же подклете, меж ними сени… да под сенями погреб»{532}.
Такая планировка предполагала проживание всей семьи зимой в одном помещении — черной избе. Летом для жилья и сна могли использоваться холодные клети, чуланы и «повалуши». Сени в данном случае являлись коридором и местом хранения различных предметов. Если в хоромах богача существовали отдельные помещения для приема гостей, молитвы, работы, проживания хозяина и хозяйки, то в доме рядового москвича были соответствующие зоны, расположение которых и внутреннюю планировку жилища определяла печь. Она ставилась слева или справа от входа, устьем к противоположной стене, и занимала целый угол. По диагонали от нее находился «красный угол», где располагались иконы. У рядового москвича их было немного, однако их также украшали окладами, занавешивали, зажигали перед ними лампады. Под иконами сажали почетных гостей — здесь была парадная часть дома.
Напротив печного устья находился «бабий кут» (угол) — место для стряпни и женских работ; здесь стояла деревянная и глиняная (реже — металлическая) посуда, находились прялка и другие инструменты женского рукоделия. Четвертый угол избы, по диагонали от «бабьего», предназначался для мужских работ. Здесь же, на лавке-конике (койнике, койке), под которым в «задвижной залавке» хранились различные ценности, спал сам хозяин дома.
Мебель в избе была простая: лавки, крепившиеся к стенам, переносные стол и скамьи. Последние, как и лавки или полати с боковой стороны печки, могли использоваться для сна. На стены набивались полки, именовавшиеся «грядками». Освещалась изба лучиной, пучки которой вставлялись в металлические кованые светцы, ввинченные или вбитые в деревянные стены. Использовались также масляные светильники — плошки, в которые опускался фитиль. В избе было темно из-за дыма курной печи, однако древние обитатели таких жилищ говорили: «Горечи дымные не претерпев, тепла не видати»{533}.
«Домострой» предписывал блюсти чистоту в доме: «Стол и блюда и ставцы и лошки и всякие суды и ковши и братены, воды согрев, из утра перемыти и вытерьти и высушить, а после обеда такоже и вечере, а ведра и ночвы (лотки. — С. Ш.) и квашни и корыта и сита и решета и горшки и кукшины и корчаги також всегды вымыта и выскресть и вытерть и высушить и положить в чистом месте, где будет пригоже». В случае, если в посуде осталась еда, автор «Домостроя» протопоп Сильвестр советовал: «…то бы покрыто было чистоты ради… и повязано от тороканав и от всякия нечистоты». Покончив с посудой, хозяйке предстояло приняться за сам дом: «…изба и стены и лавки и скамъи и пол и окна и двери и в сенех и на крылцы вымыть и вытерть и выместь и выскресть, всегда бы было чисто и десницы и нижнее крылце все бы то было измыто и выскреблено и вытерто…» Перед крыльцом надо было положить сено, у входа — рогожку или ветхий войлок для вытирания ног, а в плохую погоду менять то и другое{534}.